Эхо Лоуренс: На краю света загорается еще одна звезда.
Рэнт говорит:
— Ты врешь, чтобы я не скучал по дому…
Ерзает на своем картонном чемодане с золотом.
В городе, говорит ему Честер, Рэнт найдет своего настоящего отца и деда.
— Первым делом, — говорит Чет, — сразу, как встретишься с Эхо Лоуренс, хорошенько поцелуй ее от меня.
Проверь на вкус и скажи ей, если у нее повышенный холестерин.
Бренда Джордан (J детская подруга Рэнта): Никому не говорите, что я сказала, но Рэнт показал мне двадцатидолларовую золотую монету, которую мама дала ему на прощание. Тысяча восемьсот восемьдесят четвертого года. Миссис Кейси сказала, что Чет Кейси не настоящий его отец, но так и не призналась, откуда у нее эта монета «на счастье».
Эхо Лоуренс: А его отец, вроде как на ночь, или на прощание, берет и наклоняется к Рэнту. Подносит свое лицо ко лбу, где ветер раздувает пряди, тыкается в это голое место. Прижимается губами и отклоняется.
Потом говорит:
— Скажи Шоту Даньяну, пусть не дает своему мопсику Сэнди лакать воду из унитаза.
Опять невозможный совет! Шот не был знаком с Четом Кейси. А как зовут его собачонку, не знала даже я.
Следующая звезда растет. Фары автобуса — яркое пятно, которое делится на две звезды. Фары приближаются к Рэнту с отцом и отдаляются друг от друга.
— Как только разберешься, кто ты есть на самом деле, — говорит Честер сыну, — живо дуй обратно в Миддлтон.
Айрин Кейси (3 мать Рэнта): Едва кто-то из миддлтонцев откроет рот, нужно спросить: «Зачем вы мне это говорите?»
Шот Даньян (R автосалочник): Что, прикольно? А как вам последние слова, которые старик Рэнта крикнул ему, когда Рэнт уже махал из окна автобуса? Чет крикнул:
— Разберешься — и дуй домой! Может, успеешь спасти мать от этого психа ненормального…
Эхо Лоуренс: Зацепившись большими пальцами за передние шлевки джинсов, Честер Кейси добавляет:
— Только не морочь себе голову. Ты ничего не поймешь, пока не станет почти слишком поздно.
И кричит:
— Мне очень жаль, что я больше никогда тебя не увижу!
15 — Подкрученные «пики»
Шот Даньян (R автосалочник): Скажете, не дерьмо? Главный хит всех времен и народов у нас в прокате — «Прогулка крошки Бекки в теплый весенний денек». Именно такое успокоительное дерьмо всякие тупые дерьмососы просят целыми днями. Я пошел сюда работать, потому что с детства фанатею по транскриптам. Но это меня просто вырубает. Вообще полный отстой.
По восемь часов в день я выдаю записи «Как крошка Бекки собирала ракушки на пляже». Всем нужна одна и та же попсовая хрень. Говорят, берут своей дочке, — так я и поверил. Эти жирные тупари-перестарки просто хотят как-то убить время. Без мрачности, нервов и сложностей. Без всяких претензий на художественность.
Главное — с хеппи-эндом.
С любовной историей, натужно выдавленной из чьих-то сопливых мозгов.
Главное переживание того, что называют «подкрученным «пиком»», — всего лишь запись чьих-то нейроволн, копия всех сенсорных стимулов, собранных свидетелем, который вырезал из тыквы фонарь на Хэллоуин или участвовал в велогонках. Официально его так и называют — главный свидетель. Самый знаменитый свидетель — это крошка Бекки, хотя это не значит, что она лучшая. Просто ее мозги такие вялые, что большинству нравится. Всякие вещества в ее башке создают милое, приятное ощущение от игры в софтбол. От поездки на телеге в охапках сена. От дня святого Валентина. От дебильного рождественского утра.
Крошка Бекки — кинозвезда нашего времени. Наше средство получить чужое переживание. Она всего лишь девчонка с милым характером и идеальным уровнем серотонина, l-дофамина и эндорфинов.
Лично я с этой новой технологией не просто сдружился — успел перегореть.
И уж будьте уверены, побаловался не с одним транскриптом. Берешь копию «Вечеринки Хэллоуин с крошкой Бекки» и прогоняешь через себя, только под кислотой. Подключаешь все пять дорожек: осязательную, слуховую, обонятельную, визуальную и вкусовую. Глотаешь таблетку. И начинаешь записывать собственный транскрипт — как ты гуляешь на тыквенной вечеринке под кислотой.
А потом перепрогоняешь этот транскрипт через чей-нибудь синдром Дауна или алкогольную фетопатию.
Потом — через собаку, овчарку, например. На выходе — отличный продукт. Не дерьмо. «Пик», который стоит своих денег и своего времени. И все равно — поставишь его на полку, а в ответ одни жалобы.
Надо, блин, помнить, что вся индустрия работает на дерьмососов.
Когда вышла «Счастливая Пасха крошки Бекки», придурки выстроились в очередь на целый квартал. Мы продали под полторы тысячи копий.
Мои любимые «пики» на полке «Выбор сотрудников» пылятся. Никто не хочет переживать десять часов «Расстрела в военное время» или «Последних минут жизни: самые страшные авиакатастрофы». А я просто тащусь. Мое любимое — одна катастрофа, где свидетель только начал сгружать «пик». Едва подключился, и ты слышишь запах самолетного топлива за секунду перед взрывом. Во рту стоит привкус бурбона. Ты пристегнут так сильно, что ремень врезается в бедра. Подлокотники трясутся под локтями, кости затвердевают, все суставы в напряженных мышцах трутся друг о друга. А в конце, когда наступает смерть, раздается гудок — передача закончилась. Это последний нейропоток парня, записанный на мобильник жены.
Если переключить порт на затылке на передачу своих собственных нервных импульсов, значит, ты «сгружаешь» «пик» или переживание.
«Скриптохудожник» — так называют людей, которые обрабатывают нейротранскрипты: записывают дорожки, усиливают их или приглушают.
Но учтите: «художества» плохо продаются. Ни одна студия не возьмет радикальный «пик» для массовой продажи. У них свой маркетинг: запишут «Путешествие по Антарктике» через парня вроде Роберта Мейсона с абсолютно пресным зрением и слухом. Студии тоже обрабатывают записи: прогоняют через кастрированного кота, католического священника или домохозяйку, которой прописали чрезмерную дозу эстрогена. На рынок попадает приторное, слащавое дерьмо. Выровняют все так, что получается «Макдоналдс».
А еще придумали автоматический разрыв сеанса. Если во время подключения ваш пульс или давление превышает норму, оговоренную в федеральном законе, сеанс разрывается. Это куча юристов пытается прикрыть производителей.
Подслащенное, разведенное, отредактированное дерьмо — идеальный подарок.
За последний год у нас чаще всего покупали скучнейшее переживание «Паровозная экскурсия по сельской местности». Не вру! В коробке семьдесят два часа записи, где ты просто сидишь в долбаном поезде и смотришь, как за окном проплывает пейзаж. Слышишь запах обивки и чистящего средства. Скриптохудожники даже не потрудились убрать эту вонь. Свидетель — Роберт Мейсон в шерстяных брюках, которые всю дорогу дико кусаются. Надушен «Олд спайсом». Самый напряженный момент записи — ты идешь в вагон-ресторан и завтракаешь какой-то жирной яичницей с ветчиной.
