— Агата!
— Все хорошо. — Ее голос совсем рядом.
Его гладят по щеке. Перед глазами снова ярко-желтые полосы, над надбровными дугами — невыносимая боль, и одна мысль — интересно, манжет все еще в крови?
Платье ему понравилось. Он купил его сразу, не раздумывая, лишь уточнил размер. Красно-зелено-синяя клетка. Цвета не яркие, поэтому не вычурно, но задорно. Белоснежные воротничок и манжеты придавали аккуратный и даже несколько нарядный вид. Судя по тому, как часто женщина его надевала, — ей оно тоже пришлось по душе.
Губы смачивают чем-то кисло-сладким. Еще и еще. Он приподнимает голову, делает жадный глоток. Хочет еще. Но питье забирают.
— Чуть позже. Доктор запретил помногу.
Ее голос…
Эрик с облегчением выдыхает. Потом вспоминает:
— Собаки?
— Доктор Фульд с ними. Говорит, кровь остановили вовремя. Их жизни ничто не угрожает, но восстановительный период займет какое-то время. То же самое можно сказать и о вас.
— Спасибо.
— Это вам спасибо. И им. Вы меня спасли. Снова.
— Я счастлив, что у нас это получилось, — говорит банальные вещи, приличествующие данной ситуации, а сам понимает, что если бы не спас эту женщину тогда, в своем поместье, то…
Все было бы бессмысленно и не нужно. Боль немного отступила. Зато сердце билось так, что готово было выскочить. Может, он и в критическом состоянии, сейчас это не важно. Важно другое… Он любит ее.
И хватит себе врать. Им, может, и двигают благородные чувства, но дышать без нее он не сможет. Что еще? Ревность. Жгучая, сводящая с ума. Страсть? И это тоже. Прекрасно!
— Как вы? — Она снова протягивает ему кружку с питьем. Барон жульничает: делает глоток насколько можно большим.
В глазах проясняется. Он видит Агату, комнату. Столик. Кувшин. Спиртовку и травы. Она переоделась. На ней серая юбка и белая блузка. Без крови…
— И чем вы меня напоили? — подозрительно посмотрел он на прозрачный кувшин, в котором рубиновой звездой отражалось пламя спиртовки.
— Гранатовым соком с лекарствами, которые прописал доктор Фульд, — с гордостью отвечает она.
Эрик качает головой:
— До этого подобное чудо удавалось лишь моей матушке. То зелье на вкус было отвратным. Это же, должен признать, вполне себе ничего. Я вам уже говорил, что ненавижу гранатовый сок?
— Вы даже попытались заменить его вином…
— Но вино вам понравилось?
— Очень.
— Как вы сделали так, что это можно пить? — Он не без удовольствия сделал еще один глоток.
Боль уходила. Зрение возвращалось. Чудеса, да и только! Но самое удивительное… Это было вкусно!
— Ну… если честно, пришлось попотеть, господин барон, и напрячь извилины, — она лукаво улыбнулась, смочила небольшое полотенце в воде со льдом и аккуратно положила ему на лоб, — а также вспомнить все, что я знаю о травах.
— Вы волшебница, Агата. Но я хочу знать весь процесс в подробностях, поэтапно. Я ведь тоже в этом кое-что смыслю…
— Обязательно, — она снова смочила полотенце в ледяной воде, — обязательно вам расскажу! Но не сейчас. Вам нельзя переутомляться. Доктор Фульд велел…
В дверь постучали.
— Да, — откликнулся господин барон, которому после процедур и целебного питья стало значительно лучше. Может, и правда после занятий с артефактами следовало пить снадобья доктора? Надо же, какие глупые мысли лезут ему в голову рядом с этой удивительной женщиной…
— Господин барон, — следователь Майнц, виновато улыбаясь, заглянул в комнату, — как вы себя чувствуете?
— Хорошо. А если вы не будете раскрывать мое инкогнито, будет еще лучше! Заходите!
— Виноват… Прошу прощения.
— Не извиняйтесь. Просто не забывайте об этом. Я так понимаю, в живых мы остались как раз потому, что нападавшие не осознавали, кто перед ними. Решили, что четырех солдат им хватит.
— Вы так думаете?
— Уверен, господин Майнц, уверен. Мне не на что жаловаться. До сих пор к нападению на канцлера привлекались только лучшие из лучших!
Рука Агаты дрогнула, и несколько капель рубиновой жидкости упали на рукав. Женщина побледнела.
— Господин барон, мне необходимо с вами переговорить… Госпожа Агата… может, отдохнет? Или пойдет проведать собачек?
Агата вытерла стол полотенцем, посмотрела мужчинам в глаза. Одному. Второму. Встала. Выпрямила спину.
Да за кого этот следователь ее принимает? За истеричку?! Да он же ее, в конце концов, и втянул в это расследование! А вчера? Она Эрику огнестрел подавала. Помощь вызывала! И помехой не была. А еще она стреляет без промаха, и у нее будет свой, личный огнестрел! Барон обещал. И тогда она…
Агата вспомнила приказ — забраться под сиденье. Эльзу, что закрыла ее собой. Вздрогнула. На секунду ей показалось, что барон обманул. Просто пообещал, как девочке, игрушку. Мужчины. Они не воспринимают ее всерьез! Но тут она встретилась взглядом с лежащим на кровати человеком, который смотрел на нее так серьезно и одновременно тепло, что… Нет. Он не мог ее обмануть. Женщина гордо вскинула подбородок;
— Господин Майнц. Все происходящее касается меня лично. И я никуда не пойду!
Следователь лишь обреченно кивнул, а Эрик усмехнулся, но так, чтобы женщина этого не заметила. Агата фон Лингер, у которой даже носик порозовел от любопытства, была очаровательна. Однако секунду спустя барон уже был более чем серьезен, поскольку от информации, что принес следователь, зависела жизнь писательницы. Он живо представил себе, как все переживания, страхи, надежды, встречи, погони, допросы превращаются в страницы книги. Книги, которую обязательно напишет Агата.
— Присаживайтесь, — кивнула следователю хозяйка, указав на кресло около кровати.
— Нападающих было четверо. Все — погибли.
— Да. К сожалению, речи о том, чтобы захватывать пленных, попросту не шло, — кивнул Эрик, который уже было сел на кровати, но, встретив строгий взгляд Агаты, вновь откинулся на подушки.
— Профессионалы? — поинтересовался Майнц, доставая блокнот.
— Как сказать… На мой взгляд — диверсанты или разведчики. Точно не солдаты стрелковых частей, судя по движениям. Работали слаженно. Привыкли работать в группе, — вспоминал бывший канцлер.
— Документов или солдатских блях мы не обнаружили. Но у одного из погибших есть наколка. Над левой лопаткой.
— «Ней. Не забудем. Не простим»?
Следователь Майнц кивнул.
Агата вздрогнула. Надо же — люди, что пытались их убить, так же, как она, помнят нашествие оклеровцев на марку Ней. У них были разные цели. Но, оказывается, была одна боль! Теперь эти люди мертвы. Она никогда не узнает, кого именно они потеряли во время тех событий. Детей? Возлюбленных? И что в мирное время могло заставить их напасть на тех, кого еще недавно они пытались защитить ценой собственной жизни?
