До сих пор память хранит каждую мелочь. Сладкий запах шоколадных деревьев. С тех пор она его не переносит — тошнит. И как только раньше не замечала, что на самом деле плоды шоколадного дерева пахнут кровью? Сладковато. Тепло. Приторно…
Она помнит. Помнит, будто это было вчера. Полицейских. Оранжево-грязную ленту оцепления. Толпу любопытных. Шепотки… И тело на булыжниках мостовой. Умом понимала — надо уходить, ее схватят. Но так и не смогла пошевелиться, всматриваясь до боли в глазах.
Ее прислали в Оклер связной к этому человеку. Тогда она не знала ни кто он, ни какой он. Это было задание. Смертельно опасное, но необходимое. Слишком ценный агент.
Агент… Ее предупреждали. Никаких эмоций. Никаких чувств и прочих женских штучек! Только работа. Задание! Долг! Долг — прежде всего!
Да разве ж она во все это не верила? Не чувствовала себя роботом, машиной возмездия? Разве не была предана до последней капли крови? Крови, пахнущей шоколадными деревьями, крови, тающей мороженым лям-баль, стучащей в висках каждый раз, когда он к ней прикасался? Нежный, умеющий слушать, любимый ее агент.
Неестественная поза трупа. Кровь. Запах…
Она тогда пришла в себя от голосов:
— Зачем шум подняли? Вся операция насмарку! И вообще — почему не установили слежку, зачем сразу накидываться было?
— Да случайно опознали!
— Какой идиот руководил операцией?
— Может, живой? Высота небольшая.
— Да конечно! Вы что — не заметили? Он капсулу раскусил!
— А выкидываться зачем?
— Что говорят соседи? С кем он жил?
Эвелин сделала шаг назад. Потом еще и еще. Надо уходить. Раз любимый подарил ей такую возможность, его смерть не должна стать напрасной…
* * *
Агата отложила черновик и схватилась за голову. Крики фрау Берты за стеной были просто невыносимы!
— Ты! Потаскуха! Вся в отца! И такая же, как эта… Агата. Совсем совесть потеряли — любовников в дом водите!
Визгливому крику еле слышно вторил жалобный голос Виллы.
Все-таки Агата не понимала фрау фон Лингер. Она же мать. За что она так с Людвигом? Виллой? И почему Ульриху не достается? Странно все это.
Тяжелые шаги она услышала издалека. Вздохнула, но глаз от текста не оторвала. То, что и ее не миновало счастье пообщаться с госпожой фон Лингер, еще не значит, что надо отрываться от работы!
— Агата! — ворвалась свекровь в кабинет, как всегда, без стука.
— Да, фрау фон Лингер.
— Мне не понятно твое поведение.
— В каком смысле?
— Мы с тобой заключили договор. Почему ты еще не отправилась в Орн и не забрала заявление?
Честно сказать, после всех приключений Агата забыла о том, что надо куда-то ехать. Да и после нападения было страшно выходить из дома. Все это, конечно, можно было просто сказать фрау Берте. Но что-то надломилось у нее внутри с некоторых пор.
Принципы хорошего воспитания барышни, которая никогда не будет впрямую говорить о столь низменной субстанции, как деньги, вдруг перестали быть незыблемыми.
— Прежде всего потому, что я не видела чека, подписанного вами.
Агата оторвалась от текста, посмотрела на свекровь и очень искренне улыбнулась.
— Ах…
Фрау фон Лингер схватилась за сердце, словно туда попал заряд от огнестрела, безошибочно опустилась на стул, оказавшийся ровно позади нее, и закрыла глаза. Голова безжизненно повисла, рука безвольно упала. Труп. Розовощекое, пышущее отменным здоровьем бездыханное тело…
Агата пожала плечами, и стала вставлять в печатную машинку лист бумаги. Дело это было нелегким, потому что прокручивались старые валики, которые то и дело норовили зажевать лист. Машинка издавала возмущенные звуки, намекая, что тревожить ее покой не стоило уже последние лет пять как.
— Агата… — К свекрови между тем вернулся дар речи.
— Ххххрг, — ответила машинка.
— Как ты можешь? Ты что, намекаешь на то, что я тебе денег не отдам?
— Нет. Я ни на что не намекаю. — Агата полюбовалась на вставший в каретку лист. И напечатала пока что рабочее название: «Последнее задание». — Просто мне надо выплачивать жалованье нанятым работникам. И заехать оплатить долг ресторану, который этот месяц поставлял в поместье еду.
— Я отдам чек Людвигу.
— Тогда Людвиг, когда появится, и будет разбираться с полицией и младшим братом.
— Ты мне мстишь. Это подло.
— Возможно. — Агата задумалась — куда запропастились листы с главами, которые она писала в поместье барона? — Но… фрау Берта, неужели вас это удивляет?
— Что ты имеешь в виду?
— А чего вы ожидали от меня? Воровки, цинично использующей дар вашего мальчика в собственных интересах? Потаскухи, что на ваших глазах водит в поместье любовника, будучи замужем? Змеи, что поставила перед собой цель извести вас и всю вашу семью? Я ничего не перепутала?
— У тебя жестокое сердце.
— С нас довольно и того, что у вас оно доброе.
Фрау Берта выбежала из кабинета, а Агата нашла то, что искала. Листы рукописи лежали на столе, за пачкой чистой бумаги.
Левая сторона клавиш привычно западала. Но сегодня Агату это не огорчало. Настроение после разговора с фрау Бертой неожиданно поднялось, и работать захотелось еще сильнее!
Стук в дверь заставил зарычать — почти как Эльзу. Ей дадут сегодня работать или нет?
— Да! — стиснув зубы, заставила себя отвлечься писательница.
Агата размяла пальцы и повернулась к двери — там стоял Эрик Странно, но она видела его настоящее лицо через личину. Или он забыл ее надеть?
— У вас машинка грохочет. Как будто стреляет, — проворчал господин барон.
Он ведь шел в кабинет к Агате совершенно за другим. Но, увидев ее за столом… Серьезную, поджавшую губки, с забавным локоном над упрямой морщинкой, совершенно растерялся.
Неяркое зимнее солнце, подглядывая из-за светлой занавески, откровенно смеялось над самим бароном фон Гиндельбергом, бывшим канцлером, правой рукой его величества, артефактором и прочая, и прочая, и прочая…
— Понимаете, тут надо клавиши сильно нажимать. Иначе она капризничает, — смутилась Агата.
Эрик перевел взгляд на тонкие пальчики. Подумал, что будет, если он их поцелует. Или хотя бы согреет — они же наверняка холодные.
Агата поймала его взгляд. Покраснела. Засуетилась, стала заправлять машинку. Резкое, нервное движение — и лист все-таки смялся.
— Давайте помогу, — предложил Эрик.
