Жесткие волосы на затылке, как всегда, стояли чуть выше остальных. Раньше ей казалось это милым. Забавным. А сейчас? Сейчас почему-то нет. Не кажется! Его живой, умный, всегда немного насмешливый взгляд вдруг потерял все свое очарование. Большая родинка под правым глазом у виска. Как же она его уродует. Странно… Она что, раньше этого не замечала?
— Агата! Это правда?
— Для начала — здравствуй, Людвиг… Может, расскажешь, где ты был все это время?
— Об этом после. Не передергивай! Я хочу знать. Все, что говорит мама, — это что, правда? Агата… Если ты мне все объяснишь, я уверен, мы все уладим.
— Но мы же так и не узнали самого главного. Не так ли, фрау Берта? Что же такого страшного я натворила?
— Ты слышишь? Мальчик мой, ты слышишь? Слышишь, как она со мной разговаривает!
— Агата. Не груби моей матери, пожалуйста. И объясни, наконец, что все это значит? Что происходит? Кто все эти люди в нашем доме? И что за история с твоим… любовником? Этого же просто не может быть!
— Простите, что перебиваю. Господин Людвиг фон Лингер, я правильно понимаю? — Барон вошел в холл, собаки молча сели по обе стороны от Агаты.
Эльза укоризненно посмотрела Агате прямо в глаза: «Ну ты хоть понимаешь, что их даже сравнивать нельзя? Ну посмотри на одного и второго… Разве могут быть сомнения?»
Писательница еле сдержала улыбку, хотя до этого момента не знала — плакать или нет…
— Совершенно верно. А… вы?
— Мое имя Эрик Я и все эти люди, что живут в доме, исполняя обязанности сбежавшей прислуги, призваны охранять госпожу Агату фон Лингер на момент следствия. Вашу жену пытались отравить. Попрошу вас не покидать поместья до тех пор, пока дело не закроют.
— Отравить? — Фон Лингер побледнел.
— Именно. Госпожа фон Лингер, если я вам понадоблюсь, буду у себя.
Эрик удалился вместе с двумя валльскими пастушьими. Поднявшись наверх, где располагались комнаты для гостей, мужчина шепнул:
— Эльза, Грон! Вернуться и охранять. Но так, чтобы вас не заметили…
— Мама, — Людвиг фон Лингер был явно растерян, — мама, пожалуйста. Оставь нас с Агатой наедине. Нам надо поговорить.
— Да о чем ты собираешься с ней разговаривать, Людвиг? Она же…
— Мама! — Голос хозяина поместья сорвался.
Фрау Берта, рыдая и заламывая руки, ушла к себе. Ее жалобные крики еще долго были слышны откуда-то сверху.
— Если ты не возражаешь, Людвиг, пройдем на кухню. Мне нужно приготовить согревающий чай.
— Я не замерз. Сделай лучше от головной боли.
— Я. Я замерзла, Людвиг…
Они долго смотрели друг на друга.
Касс, вытерев руки о свой белоснежный, до хруста накрахмаленный фартук, поспешил удалиться. Агата подошла к шкафу, достала травы, зажгла спиртовку.
— Ты же знаешь, Агата, — голос Людвига стал чуть тише, — я не могу без твоего отвара, когда у меня начинается головная боль! Мать просто вывела меня из себя! И объясни мне, наконец, что происходит? Что это за бред с твоим любовником?
Он сорвал белую салфетку, которой повар с такой любовью прикрыл еще горячие булочки, взял одну и стал жевать, развалившись на стуле.
Агата старалась сосредоточиться на отварах. Один — Людвигу, от головной боли, другой — Эрику, от простуды…
Ей вдруг стало омерзительно. До тошноты. Непонятно почему стало обидно за Касса, солдат, Эрика… Всех тех, кто спас ее. Заботился. Поддерживал. Они так старались вернуть ей жизнь, надежду на будущее. И вот пришел он. Смял салфетку. Схватил булочку…
Всеблагие, да что это с ней? Что за бред она несет?
— Где ты был все это время? — вдруг спросила она.
Отвары должны были настояться. Работать со шкатулкой из кристаллов она сейчас все равно не сможет. Агата смотрела в глаза человеку, с которым ее связывало так много, что в происходящее просто невозможно было поверить! Неожиданно появилась надежда. Надежда и чувство вины. Почему она решила, что он виноват? Может быть, он сможет все объяснить, и тогда…
— Так сложились обстоятельства. Ты просто не знаешь, что наше финансовое положение последнее время…
— Я знаю ВСЕ о нашем с тобой финансовом положении. Ведется следствие. Мне предоставили не только подробный отчет о финансах, но и о том, что ты… живешь с женщиной.
— Аделинда, ну не начинай! Какая женщина?
— Аделинда, я полагаю.
— Откуда ты знаешь? Ты что, следила за мной?
— Нет. Ты только что назвал меня ее именем.
— Я? Да при чем тут это? Я писал книгу! Я надеялся спасти нас с тобой от кризиса! Пойми, мне нужна была новая обстановка! Впечатления! А как ты хотела? Что еще могло подстегнуть вдохновение? Отвар от головной боли?
— И… как?
Агата вцепилась в спинку стула. Даже сесть сил не было. Людвиг стряхнул крошки на пол. Взял еще одну булочку.
— Что именно?
— Вдохновение? Удалось написать что-нибудь стоящее?
— Думаю, да. Мне, правда, нужно, чтобы ты отредактировала текст и…
— Погоди. А как же… другая женщина?
— Да брось, я же тебе все объяснил! Если ты переживаешь, поверил ли я маме, то уверен, она преувеличивает. У тебя — любовник?! Да это просто смешно!
— Почему?
— Что?
— Почему смешно, что у меня — любовник?
Людвиг потер ладонями виски. Он всегда так делал, когда начиналась головная боль.
Агата процедила настой, разбавила молоком до нужной температуры. Положила сахар. Надо же… Руки помнят. Все, как он любит. И чашка его. Синяя. Бросила полотенце в кипяток. Обжигая руки, отжала. Обернула мужу голову.
— Хорошо… Всеблагие, Агата! Ты не представляешь, как я мучился без всего этого!
Несколько минут Людвиг сидел, откинувшись, прижимая горячее полотенце к вискам. Затем с удовольствием отхлебнул чай и повторил:
— Как хорошо! Пойдем наверх… Я соскучился!
— Подожди… здесь, Людвиг.
— Хорошо!
Он остался пить на кухне свой чай, а она побежала наверх. Что-то золотистое мелькнуло под ногами, что-то кричала фрау Берта, ее попытался остановить Ульрих, но она ничего не видела и не слышала вокруг. Она бежала. Вверх по лестнице. К двери справа.
Вдруг стало все ясно и понятно. Как белый снег. Радостно. И… обидно. До чего же обидно! Столько времени потеряно зря. Но она исправит! Сейчас она все исправит…
— Эрик!!!
Ей казалось, она кричит, но из горла вырвался какой-то хриплый свист. Ей казалось, она барабанит кулаками по двери, но руки вдруг стали ватными. Они беззвучно скользили по отполированному дереву…
