— Даже с тобой?
— Агата, — он усадил ее к себе на колени, — ну… посмотрим, что можно сделать… За поцелуй!
Эльза и Грон уже поели. Ужин был бесподобен, настроение прекрасным, поэтому собаки не стали мешать. Пусть целуются, сколько хотят. Еще бы! Столько времени зря потеряли исключительно по собственной глупости.
— Ты ее любишь? — вырвалось у Агаты, хотя она собиралась молчать и подобного вопроса не поднимать. Во-первых, это жутко неприлично. А во-вторых, страшно услышать ответ.
— Кого?
— Аделинду фон Генгебах.
Барон фон Гиндельберг посмотрел на ревниво вздернутый носик и невесело, но рассмеялся:
— Я люблю тебя. И мне порой кажется, что Всеблагие нарочно не дали мне возможности испытать это чувство раньше. Чтобы я понял, как это бывает, лишь рядом с тобой… Это, конечно, не значит, что у меня не было женщин. Были. Это не значит, что я не думал, что любил. Это значит, что теперь я знаю точно — никогда раньше я не испытывал ничего подобного. И теперь, зная, что это такое, я не смогу от этого отказаться.
— Эрик…
Лицо Агаты вспыхнуло. Она уткнулась барону в плечо.
— Прости меня, — прошептал барон. — Во всем, что происходит, виноват я…
Глава 23
Эрик ненавидел ту черную папку. Ненавидел секретаря, что ее приносил, ненавидел Отдел Безопасности, который готовил материалы и постановления. Себя, подписывающего приговоры, ненавидел…
И пусть его убеждали в жестокой необходимости. В том, что огульно никого не убирают и у служб безопасности имеются очень и очень веские причины… Что силовики на службе короны: убийцы, разведчики, диверсанты — люди с расшатанной, не поддающейся коррекции психикой, слишком опасны. В первую очередь для мирного населения. Что не все смогли вернуться с войны.
Он внимательно изучал дела. Да он разведданные столько не перечитывал! Все пытался зацепиться… Что бы такое придумать… Как помочь.
Он вспомнил дело одного капитана. Герой Отторна. Около сотни операций. Легенда. Человек беззаветной отваги. После войны… наемный убийца. Самый дорогостоящий на континенте.
Еще один. Полковник из внешней разведки. Вернулся домой, узнал, что семья погибла. Запил. В таком состоянии человек, обученный убивать голыми руками и всем, что есть в поле зрения, — бомба замедленного действия. Барон Гиндельберг приказ о ликвидации не подписал. Изолировали. Лечили. Сейчас трудится. Преподает в военной академии.
А другой диверсант после этой же самой клиники — работали с ним по тем же самым методам и те же самые специалисты — сорвался. Добыть оружие для него проблемы не представляло. Потери. И в воинской части, и среди гражданского населения. Несмотря на то что психологи считали программу реабилитации весьма успешной, а у этого конкретного пациента отмечали заметные улучшения, в последний день перед выпиской он отправился мстить всему миру.
Сколько их было?
Катрин Лаутгер (Чулок) разбилась на мобиле вместе со своим женихом. Несчастный случай.
Лили Бильдерлинг (Мотылек) умерла в госпитале под попечительством Башни Благих Отторна от острой сердечной недостаточности.
Грета Кох (Цветочек) утонула при странных обстоятельствах. Дело о нападении не раскрыто.
Мод Келлер (Солнце) сгорела при пожаре. Дело о поджоге не раскрыто.
Катрин Лаутгер. Любовь. Он — оклеровец. А быть уверенным в том, что девушка не проговорится… И можно было бы попытаться спасти, если бы не родственники жениха. Там… политика. Этим влюбленным не было места под солнцем. И это при том, что война закончилась. Война закончилась, а смерть осталась. Время разбрасывать камни. Время их собирать.
Лили Бильдерлинг действительно умерла своей смертью. У девушки было больное сердце. Когда это произошло, все вздохнули с облегчением.
Мод Келлер и Грета Кох сами подписали свой смертный приговор. В прямом смысле этого слова. Они слишком хорошо осознавали, что их не оставят в живых. Им обещали легкую смерть. Топили и жгли уже остывшие тела.
Пятьдесят три приговора. Пятьдесят три черные папки…
И все равно это было предательство — как бы старательно он ни пытался убедить себя в том, что рационализм в силовых структурах должен превалировать над всем остальным.
Адель… Адель-Невидимка. Считалось, что женщина не может быть артефактором в смысле создания магических вещей. Но если ее кровь отзывается на кристаллы, она может ими пользоваться. В случае с Невидимкой он сомневался. Артефакты, что он делал ей сам, работали совершенно непредсказуемо! Он был уверен, что девушка сама их совершенствует. Она не просто соблазняла. Ей открывали все самые сокровенные тайны, ради нее шли на самоубийство, ее не могли ни забыть, ни… вспомнить. Многих она просто свела с ума в прямом смысле этого слова. Кристаллы в ее руках были жестоки.
Из Оклера она уходила чисто, с блеском обставив свою мнимую смерть. Когда прибыла в Отторн, работать дальше на канцлера отказалась. И он отпустил. Более того, приказал всем забыть про нее.
Невидимка составила изумительно удачную партию. Генгебах, будучи человеком влиятельным и неприятным, — Эрику он всегда напоминал покойного отца — вместе с тем был баснословно богат. Госпожа фон Генгебах заблистала в высшем свете, как будто награждая себя за все, что пришлось пережить. Однако и года не прошло, как Адель стала вдовой. Уголовный розыск ничего не доказал. И как ни ярились родственники — все состояние отошло скорбящей вдове.
Но Фульд не был бы Фульдом, если бы не раскопал правду.
И перед канцлером появилась черная папка.
Он никогда не забудет, как просидел над бумагами всю ночь. Был ли он влюблен в шпионку? Сейчас ему кажется, что нет, но тогда…
От власти над миром кружилась голова. Самая высокая степень секретности. Магия, бурлящая в крови. И он, и она могли многое. Решали судьбы. Лишали жизни. Ее глаза из-под неизменно плотной вуали. То, как она носила наряды, артефакты, драгоценности. Как держала голову. А голос? Низкий, завораживающий. Широкие скулы. Слегка смугловатая кожа. Все это сводило с ума любого. И конечно, сводило с ума его.
Им казалось, они птицы одного полета. Очень высокого полета. Взглядами делились друг с другом невысказанной страстью, но так и не решились. Не было подходящего момента. А потом… потом оба осознали, что проблем появится слишком много — игра не стоит свеч.
Он должен был подписать приказ. И… не смог. Просто не смог.
— У нее столько заслуг перед Отторном, что… посчитаем это разумной самообороной.
Начальник Службы Безопасности посмотрел тогда с насмешкой. Как же… самооборона! Да против Невидимки можно было выставлять роту. Доктор Фульд покачал головой. А секретарь — тот самый нелегал, который вскоре погиб, закрыв собой канцлера, с явным облегчением. Он, как и барон Гиндельберг, крайне болезненно относился к подобного рода приказам.
