Рэнсом осмотрел соседние дома. Знак был нарисован только что, но улица молчала. Он отошел от крыльца. Первой мыслью было, что рисовал Квилтер, но потом вспомнились виденные из кабины рыбачки в черных платках и странные прихожане на утренней проповеди. Перед церковью вычертили такую же петельку – кстати сказать, по такому знаку узнавали друг друга первые христиане. Угрюмые лица рыбаков, слушавших преподобного Джонстона, наверно, не слишком отличались от лиц фанатиков, оставивших свои сети на Галилейском море.
Ярдах в ста от него отступила за угол фигура в черном. Рэнсом остановился, пережидая, не покажется ли спрятавшийся снова, и, ускорив шаг, двинулся дальше, не желая замечать, что где-то за его спиной открылась дверь. Решив выбрать другую дорогу, он свернул налево на первом же перекрестке, а по следующей улице ушел вправо. Пепел присыпал оставленные им следы.
Через пять минут он уловил глухой топот бегущих ног. Преследователи, скрытые домами и изгородями, заходили по дуге с двух сторон – так лодки китобоев обступают дремлющего кита. Когда ноги ступали на чье-нибудь крыльцо, под ними сухо поскрипывали доски. Рэнсом присел отдохнуть, укрывшись между двумя автомобилями. Дымки над оставшимися позади садами прерывались и вздрагивали, потревоженные движением.
Он зашагал дальше, останавливаясь только на перекрестках. Прошел уже немало, но до Ларчмонта, скрывавшегося за силуэтами крыш, кажется, оставались те же две мили – как будто невидимые преследователи гоняли его по кругу. Гадая, какой им смысл за ним гоняться, Рэнсом вспомнил загадочный намек Катерины Остен. Может быть, рыбакам, покинутым рекой и озером, понадобился козел отпущения?
Он замедлил шаг, чтобы восстановить дыхание, а потом сделал последний рывок. Перешел на бег и наугад сворачивал то вправо, то влево, вилял между машинами, в надежде сбить охотников со следа. И с облегчением заметил, что те отстали. Тогда он свернул в переулок и почти сразу обнаружил, что попал в тупик. Вернувшись обратно, Рэнсом увидел две черные фигуры, юркнувшие в пролом забора. Он бросился бежать по белой пыли обочины, но улица уже заполнилась людьми, с цирковой ловкостью огибавшими на бегу автомобили. Поперек тротуара лежала большая сеть. Когда Рэнсом приблизился, она взметнулась вверх, чуть не сбив его с ног. Увернувшись, Рэнсом забился в проход между машинами. С середины улицы к нему приближались шестеро мужчин, удерживающих сеть на растопыренных руках и пристально следивших за его ногами. На их черных саржевых костюмах белели полосы пыли.
Рэнсом, в надежде пробиться, плечом растолкал двоих. Сеть швырнули ему в лицо, он отбил ее чемоданчиком и запнулся о смоленые канаты, со всех сторон полетевшие под ноги. Рыбаки сомкнулись над падающим, и он, еще не долетев до земли, оказался опутанным сетью, завалился назад, словно в огромный гамак. Дюжина рук тут же вздернули его вверх, к солнцу. Растягивая густую ячею, Рэнсом заорал на них и наконец кое-как разглядел тощие острые лица под козырьками кепок. На дороге что-то громко заскрежетало, и он ударился плечами оземь. Его снова дернули вверх, ударив при этом головой о бампер.
Над ним, подсвеченные нечистым небом, поднимались изогнутые балки, сходились наверху, словно ребра выброшенного на берег кита. Рэнсом, лежа навзничь на подстилке из старого тряпья, насчитал десять таких ребер и на минуту вообразил, что попал в чрево дохлого левиафана, в его полусгнившую на берегу тушу.
Между шпангоутами сохранилось несколько досок обшивки. Он лежал ногами к носу корабля – старого сельдевого траулера, какие пригоняли на разборку к берегам у Маунт-Роял. По внешней стороне корпуса шли металлические трапы, а внизу валялись отвалившиеся листы ржавого металла и куски кабины. Гаснущий вечерний свет придавал скорбным останкам мимолетный блеск.
Рэнсом приподнялся на локтях, ощупал исцарапанные щеки и лоб. Он помнил, как сеть опутала его на раскаленной душной улице, как ловцы окликали кого-то, призывая полюбоваться, какая большая рыбина бьется на песке. Он был почти без сознания, когда его поволокли к докам и швырнули в трюм траулера. Сквозь пролом в правом борту виднелась крыша склада и портовые краны над ней. Пахло краской и варом.
Позади него возвышался кормовой мостик траулера, вздымавшийся в небо подобно утесу. С перил по сторонам пустыми глазницами таращились спасательные пояса. Ниже из каюты лился слабый свет. Рыбаков было не слышно, только один стерег палубу с длинным багром в руке.
Рэнсом поднялся на колени, вытер руки клоком набивки. Траулер, когда уровень реки был выше, загнали в открытый док, и у самого киля в трюм просочилась жидкая грязь, застывшая теперь лепешками лавы. Рэнсом с трудом поднялся, в голове после легкого сотрясения стучали барабаны. Медленно, ощупью, он двинулся через трюм, у мачтового гнезда остановился, прислушиваясь к слабому шуму снаружи, свернул к левому борту в надежде найти отогнувшуюся пластину. Часовой на мостике стоял лицом к корме, к дымам над городом.
Шум приблизился, шаги простучали у склада, и десяток рыбаков взошли по мосткам на ют, волоча в большой сети какой-то тюк. Склонившись через перила, они опустили добычу в трюм, подвели к матрасу и вывернули на него оглушенного человека.
Боцман охотничьей партии заглянул вниз, рассматривая новый улов. Низкорослый плечистый мужчина лет тридцати отличался от других светлой копной волос и щекастым лицом. Рэнсом отвесил челюсть, зафиксировал взгляд на шпангоуте. В двух футах от него откашливался и постанывал седой бродяга.
Светловолосый кивнул своим. Те вытащили сети и повесили их через плечо.
Дверь рубки открылась, за ней мелькнул свет фонаря. Высокий мужчина с исхудалым темным лицом медленно шагнул в проем, властным взглядом окинул палубу. Его наглухо застегнутый черный костюм подчеркивал длину рук и туловища.
– Иона!.. – светловолосый шагнул к нему, потянулся к дверной створке.
– Не страшись света, Саул. – Высокий отвел его руку, помедлил и медленно закрыл дверь, после чего прошелся среди своих людей. Он одаривал каждого кивком, словно дозволяя присутствовать на юте, и каждый отвечал ему почтительным взглядом, поправлял сеть на плече в доказательство, что пришел по делу. Только светловолосый Саул, как видно, не подчинялся авторитету. Он топтался за спиной Ионы, постукивал по перилам, будто искал повод для недовольства.
Иона встал у носовых перил юта. В его медлительных движениях виделась обдуманная властность, словно рыбак впервые командовал таким большим судном и опасался, как бы случайная волна не сбросила его с мостика. Солнце и ветер иссушили его лицо, жесткое, как дубленая кожа. Когда он заглядывал в трюм, свесив через перила длинные руки, Рэнсом сразу узнал выпуклый лоб и острые скулы. Взгляд этого человека казался слишком сосредоточенным, словно у полуграмотного мигранта, постоянно озабоченного поисками еды и ночлега.
Иона кивнул на простертые тела Рэнсома и пьяного бродяги.
– Хорошо. Еще двое присоединятся к нашим поискам. Берите сети и возвращайтесь прочесывать улицы. В ближайшие две ночи нас ждет хороший улов.
Люди зашевелились, и тут светловолосый боцман крикнул:
