5 июля 1943 года, не увенчалась ожидаемым успехом, это наступление вынудило немецкое командование перебросить на север часть сил с Орловского выступа, прежде всего LVII танковый корпус Лемельсена. Между прочим, уже одно название говорит о значении, которое придавал Сталин этому наступлению. Ранжировка совершенно четкая: операция «Суворов», операция «Кутузов», операция «Румянцев».
Но большим сюрпризом, как для советского командования, так и для рядовых солдат, стало поведение противника. Нет, немцы не думали сдаваться без боя, но их сопротивление стало каким-то формальным, как предписывает устав, и не более того. Упорство и ожесточение, которые немцы демонстрировали во время боев под Сталинградом, куда-то исчезли. 10 июля союзники высадились в Сицилии, что еще больше осложнило положение Германии, потому что было ясно — вслед за этим последует высадка в самой Италии. Поэтому, не дожидаясь нарастания проблем на Средиземноморском театре, немецкое командование отправило туда II танковый корпус СС, раз уж операция «Цитадель» не состоялась. В результате все планы союзников в Италии могли полететь под откос, ведь эсэсовские дивизии появились бы там не потрепанными и обескровленными в предыдущих боях, а наоборот — свежими и полными сил. Как следствие — высадка союзников в Анцио принесла бы не неудачу, а настоящую катастрофу. Но в любом случае это всего лишь локальный успех, и судьба войны решалась совсем не в Италии.
Что же в это время происходило на Восточном фронте? А там происходило постепенное отступление немецких войск, которые продолжали огрызаться, но не более того. Вслед за операцией «Суворов» последовала операция «Кутузов», в ходе которой был освобожден Орел, причем план создания котла на Орловском выступе провалился потому, что немецкие войска начали откатываться назад при первом же серьезном натиске и бежали чуть быстрее наступающих советских танков. Операция «Полководец Румянцев» также завершилась успешно, Харьков был освобожден, и опять сопротивление немцев было не слишком упорным и затяжным. Почему происходило все это? Объяснение простое. Солдаты и младший офицерский состав слишком привыкли в ответ на любой вопрос орать «Хайль Гитлер!» и сейчас просто растерялись. Оказалось, что воевать не за что. Защищать родной Фатерланд на берегах Днепра? Ну не смешите. А кричать «Хайль Геринг!» как-то не хотелось. Вермахт потерял внутренний стержень, волю к борьбе и теперь просто исполнял свои обязанности, в результате чего наступление Красной Армии резко ускорилось. Она вышла на старые границы Советского Союза уже к зиме 1943 года и появилась вполне реальная перспектива окончания войны в 1944 году. И если в 1943 году вопрос о капитуляции Германии даже не поднимался, то в 1944 году он вполне мог появиться на повестке дня. «Умеренные» фашисты, вроде Геринга и Бормана, могли попытаться откупиться головами «твердолобых» типа Гиммлера, Кальтенбруннера, Штрайхера ради того, чтобы спасти то, что можно было спасти. Другой вопрос, что получилось бы из такой попытки и кто вообще стал бы договариваться с Германией в 1944 году. Вопли советских пропагандистов о том, что Черчилль и Рузвельт спали и видели, как бы поскорее договориться о мире с Гитлером и тут же начать совместную войну против Советского Союза, оставим на том, что у них называется совестью.
То есть результатом устранения Гитлера в 1943 году будет продолжение войны, хотя сопротивление немецких войск резко ослабнет. Но при сохранении у власти фашистов никакой речи о немедленном прекращении войны быть не может, хотя тот же Геринг вполне способен капитулировать, когда союзные войска войдут на территорию Германии.
Альтернатива-2
А вот этот вариант представляется гораздо более интересным, но и в то же время и гораздо более запутанным. Положение Германии к лету 1944 года стало критическим, и хотя политическое руководство продолжало делать бодрые заявления насчет тотальной войны и чудо-оружия, которое все изменит в мгновение ока, полагаю, у военного руководства иллюзий уже не осталось. Ну а самоослеплению политиков удивляться не следует, вспомним, что рейхспалач Генрих Гиммлер до самого последнего момента верил, что с ним кто-то собирается вести переговоры.
Итак, что же произошло в четверг, 20 июля 1944 года, в ставке Гитлера «Вольфсшанце» недалеко от Растен-бурга в Восточной Пруссии? На очередном совещании по различным вопросам должен был выступить полковник граф фон Штауффенберг, начальник штаба армии резерва, с докладом о формировании двух новых дивизий и подготовке их к отправке на Восточный фронт. Штауффенберг намеревался подложить бомбу, взрыв которой покончил бы с Гитлером.
Ирония судьбы также заключалась в том, что план «Валькирия» был утвержден лично Гитлером! Этот план, разработанный совершенно официально, предусматривал меры по переходу управления страной к Штабу резерва сухопутных войск в случае внутренних беспорядков, если связь с ОКВ будет нарушена. По планам заговорщиков, именно на Штауффенберга была возложена задача по установлению связи с командирами регулярных воинских частей по всей Германии после планируемого покушения на Гитлера и отдаче распоряжений об арестах руководителей местных нацистских организаций и офицеров гестапо.
Но с самого начала у заговорщиков кое-что пошло наперекосяк. Предполагалось, что на совещании будут присутствовать Геринг и Гиммлер — их не было. Время совещания было сдвинуто на полчаса вперед, а доклад Штауффенберга сокращен по времени. Генерал-майор Хеннинг фон Тресков и его подчиненный майор Иоахим Кун, военный инженер по образованию, подготовили для покушения два взрывных устройства, которые Штауффенберг положил в свой портфель. Перед началом совещания полковник раздавил плоскогубцами ампулы с кислотой, приведя в действие химические взрыватели обеих бомб (заметим, самый ненадежный тип взрывателя), находящихся в его портфеле. Бомбы должны были взорваться через 30 минут после этого. Кстати, взрывчатка была английской, хотя англичане даже не подозревали, что оказались случайно замешаны в покушении на фюрера. Эта взрывчатка принадлежала захваченным британским агентам и была взята со складов абвера. Остается неизвестной степень участия во всем этом бывшего начальника абвера адмирала Канариса, ведь он был снят со своей должности еще в феврале 1944 года. Но нельзя исключить возможность того, что адмирал хотел получить дополнительную страховку, создав ложный заграничный след, так как анализ продуктов взрыва мог раскрыть происхождение взрывчатки.
Штауффенберг пришел на совещание вместе с фельдмаршалом Кейтелем, а его адъютант фон Хеф-тен и начальник связи вермахта генерал Фелльгибель остались ждать его в помещении узла связи.
Погода была жаркой, и совещание перенесли из бетонного бункера в легкий павильон, стоящий в парке. Еще одна неприятность — это значительно ослабляло воздействие ударной волны. Они вошли в барак, где уже находились офицеры и куда вскоре пришел сам Гитлер. На столе были разложены карты: слева — Восточного фронта, справа — карта Южного фронта, а на середине стола — карты Центрального и Северного фронтов.
Штауффенберг приветствовал Гитлера и поставил портфель на пол, прислонив его к правой ножке стола, немного поговорил с генералом Буле и вышел из помещения к узлу связи под предлогом необходимости разговора по телефону с Берлином. За это время обсуждение вопроса о положении на Южном фронте закончилось, и Гитлер подошел к середине стола, где находилась карта Центрального фронта. В это же время генерал Буле вызвал Штауффенберга, так как хотел ему передать какие-то распоряжения. Полковник Брандт, которому мешал портфель Штауффенберга, просто оттолкнул его ногой и не стал передвигать, поэтому бомба так и осталась рядом с фюрером.
