— Нет. Звонок был анонимный.
— Так и получается. Кто стрелял первым, не знаем. Кто
звонил — не знаем. Кто убил Игоря Лысого — не знаем. Ничего не знаем. В общем,
полные нули. У вас все?
Агаев кивнул.
— У вас есть что-нибудь? — спросил подполковник у
Светловой.
— Мы сделали, с Димой запрос в информационный центр
МВД, — сказала женщина. — Решили проверить имена, которые вы вчера
нашли в этом «дипломате». Так вот, оба преступника, упомянутые в этих записках
— Сергей Халаев и Савелий Мещеряков, — числятся в розыске. Судя по всему,
их убрали на следующий день после взрывов. Во всяком случае, труп Халаева был
найден через три дня за городом. Его опознали по ранению в плечо, которое у
него было в молодости. Теперь это уже доказанный факт — Халаев убит, и деньги
«возвращены».
— Идентификация трупа проводилась? — хмуро спросил
Славин.
— Да. Была экспертиза патологоанатомов, которые
уверенно определили, что Халаев был убит из огнестрельного оружия несколько
дней назад. Отпечатки зальцев совпали. Впрочем, его узнали сразу, по ранению.
Подробный акт экспертизы обещали прислать после перерыва.
— Это уже лучше, — подполковник вздохнул. —
Как мне не хочется говорить с Мамонтовым. Каждый раз, когда вижу его рыбьи
глаза и змеиное лицо, думаю, что он более органичен для нашего ведомства, чем
Инна или ты, Гамза.
Все заулыбались.
— Будем работать, — закончил совещание
Славин. — Как только придет Орловский, пусть зайдет ко мне. Я после
разговора с Мамонтовым вернусь к себе в кабинет.
После того как все вышли, он еще минут десять сидел, молча
постукивая костяшками пальцев по столу. Потом решительно встал, затянул галстук
и вышел в коридор. Особая инспекция размещалась в другом крыле здания, и он
неторопливо шел туда, стараясь не думать о предстоящем тяжелом разговоре. В
кармане пиджака лежал включенный скеллер.
Он почти дошел до кабинета Мамонтова, когда увидел Рогожина.
Тот, заметив его, сделал несчастное лицо и попытался спрятаться, но Славин уже
позвал его.
— Матвей, как дела?
Рогожин нерешительно протянул руку. Он мялся, оглядываясь по
сторонам.
— Что-нибудь случилось? — спросил подполковник.
— Тебе еще ничего не говорили? — осторожно уточнил
Рогожин.
— Нет, а в чем дело?
— Они уже знают, что мы встречались, — еще раз
оглянувшись, быстро прошептал Рогожин.
— Кто они?
Рогожин сделал круглые глаза и решил идти дальше, но Славин
уже цепко схватил его за рукав.
— Ты сказал Мамонтову о том, что я знаю, кто именно
встречался с бандитом?
— Пусти, — попытался вырваться несчастный Рогожин.
— Сказал или нет?
— Да, — простонал вконец запутавшийся
Матвей. — Он уже знал, что ты ко мне ночью приходил. Так прямо и сказал:
«Зачем это по ночам Славин к тебе бегает?»
Подполковник отпустил Рогожина, стиснул зубы.
— Ты рассказал ему о нашей беседе?
— Да, — почти неслышно ответил Рогожин, — но
ему, похоже, и так все было известно.
— Когда это было? В котором часу?
— Утром. Как только я пришел на работу.
— В девять?
— Да. Около того.
— И какова была его реакция?
— Он рассмеялся и сказал, что я настоящий офицер. Потом
пошел к заместителю директора.
— Откуда ты знаешь, где именно он был?
— У меня было важное дело, и я хотел пройти к нему, но
помощник сказал, что у него сидит полковник Мамонтов.
— Когда это было?
— Уже в половине десятого.
«Значит, беседуя со мной, он уже обо всем знал, —
ошеломленно подумал подполковник. — Значит, он все знал еще до того, как я
вошел к нему в кабинет. Черт возьми! Кажется, я просто деревенский дурачок,
очутившийся не на своем месте». Он повернулся и пошел обратно в свое крыло
здания.
Ничего не понявший Рогожин испуганно и растерянно глядел ему
вслед. Славин вошел в кабинет, сел за стол. Новая ситуация совершенно выбила
его из колеи. И во всей этой истории самым важным было то обстоятельство, что
ему нельзя было встречаться с чеченцами, а подполковнику Мамонтову разрешалось
встречаться с находящимся в розыске рецидивистом. Или, может быть,
действительно существуют какие-то высшие интересы, впервые подумал Славин.
Взглянул на часы. Он должен позвонить своему неизвестному
другу в два часа дня. Славин уже понял, что этот тип из разведки. «Может, они
тоже с ним играют, — нахмурившись, подумал подполковник. — И как
разобрать — кто на чьей стороне и за кого играет? — Он снова посмотрел на
часы. — Позвоню прямо сейчас», — решил, выходя в коридор. Спустился
вниз по лестнице, подошел к дежурному.
— Можно от вас позвонить? — спросил он.
— Конечно, — удивился стоявший у дверей
офицер. — У вас не работает телефон? Может, позвонить, вызвать монтера?
— Не нужно. Просто я вспомнил об одном срочном
звонке. — Он подошел к телефону и, подняв трубку, набрал номер. Ему
повезло. Дронго ответил почти сразу. В этом убежище у него был телефон.
— Мне нужно с вами увидеться, — вместо приветствия
сказал Славин.
— Это так серьезно? — понял Дронго.
— Вы можете со мной встретиться?
— Прямо сейчас?
— Да.
— Откуда вы говорите?
— С работы.
— Из кабинета?
— Нет, — он понял, почему Дронго задал этот
вопрос. Но и Дронго знал, что его вопрос нес в себе определенную информацию.
— Куда мне подъехать? — спросил он. Славин
задумался. Нужно было действовать быстро, но не слишком опрометчиво.
— Памятник Марксу, напротив Большого.
— Буду через тридцать минут, — Дронго закончил
разговор в стиле блица и отключился.
Подполковник посмотрел на часы. Положил трубку, поблагодарил
дежурного и поспешил к себе. Нужно будет серьезно поговорить с этим «другом».
Больше нельзя все оставлять в таком подвешенном состоянии. Если он из разведки,
а Дима Виноградов говорил, что только через их кодированные сигналы можно было
выйти на сеть ФСБ, пусть объяснит, что нужно офицеру СВР в их ведомстве. А если
не объяснит, пусть тогда приедет в ФСБ и сам объясняется с руководством. «Если
он не захочет приезжать, я привезу его силой, — с неожиданной злостью
подумал подполковник. — Надоели все эти „тайны мадридского двора“ и прыжки
по стенам».
Он уже вошел в кабинет, когда следом за ним в комнату вбежал
Виноградов. Что-то такое было в его лице, от чего Славину стало не по себе.
