Агаев молча набрал номер Краюхина. Он не стал обращаться к
нему по имени.
— Это я, — быстро сказал он. — Слушай, у нас
действительно происходит что-то странное. Сейчас меня остановили в дверях по
приказу полковника Мамонтова. Если я вечером не вернусь домой, ты пойди на
прием к руководству. Скажи, что Дима Виноградов ни в чем не виноват. И расскажи
про меня.
— Что с тобой? Тебя арестовали? — забеспокоился
Краюхин.
— Пока нет, но, кажется, скоро это произойдет, —
пробормотал Агаев и быстро положил трубку на рычаги. Сверху по лестнице уже
спускались двое офицеров Мамонтова, одного из которых он знал в лицо.
— Вы Агаев? — спросил этот самый «знакомый
офицер».
— Да, — подтвердил он, — а почему меня
остановили в дверях?
— Это приказ заместителя директора, — ответил
офицер. — Идемте с нами наверх. Нас ждет полковник Мамонтов.
— А что случилось у нас в группе? Где подполковник
Славин?
— Мы вам все объясним наверху, — успокоил его
другой офицер, — идемте.
Они вошли в лифт и поднялись наверх. На третьем этаже один
из офицеров открыл дверцу.
— Выходите, пожалуйста, — пригласил, выйдя первым.
— Может, мне еще заложить руки за спину и идти как
заключенному? — невесело пошутил Агаев.
Офицеры переглянулись.
— В этом нет необходимости, — сказал шедший за ним
«знакомый». — Просто сдайте нам оружие, если оно у вас есть, и идите к
полковнику Мамонтову в кабинет.
— Оружие сдать не могу, — твердо ответил
Агаев. — Если я арестован, можете предъявить мне официальное обвинение и
на этом основании забрать пистолет. Если нет, оружие останется у меня.
Офицеры снова переглянулись.
— Как вам будет угодно, — равнодушно сказал один
из них, и они пошли втроем по коридору к кабинету полковника Мамонтова.
В этом конце коридора были кабинеты сотрудников особой
инспекции. По негласным правилам, установленным еще в КГБ, отдельные просторные
кабинеты с комнатами отдыха и персональными приемными могли иметь только высшие
руководители КГБ — руководство и некоторые члены коллегии. Начальники других
крупных управлений и отделов имели просто кабинеты и приемные. А вот
руководители спецгрупп и различных подразделений могли рассчитывать только на
отдельные кабинеты. К таким относились и полковник Мамонтов, несмотря на его
столь громкую должность, и подполковник Славин.
Само собой разумеется, что в прежнем КГБ был и свой
секретарь парткома, который был приравнен к высшим руководителям КГБ СССР и
имел все регалии полагающиеся по положению, — персональный кабинет,
приемную, машину, правительственную вертушку и даже особое прикрепление к
правительственному магазину, доставлявшему продукты на дом. Для многочисленных
партийных функционеров в здании КГБ СССР и в республиканских КГБ не
практиковались лишь персональные комнаты отдыха. Считалось, что «солдаты
партии» должны обладать скромностью и простотой ленинских наркомов, терявших
сознание от голода в кабинете Ильича.
Именно поэтому Виноградову так удался его план — у самого
Мамонтова не было бдительной секретарши или помощника, не позволивших бы старшему
лейтенанту войти в кабинет полковника без разрешения.
Теперь, дойдя до его кабинета, Агаев вспомнил, как Дима
однажды убеждал всех, что стандартные замки в их здании вполне можно открыть
любой универсальной отмычкой. Тогда они все посмеялись над Виноградовым.
«Может, он действительно решил применить свой трюк и вошел в кабинет
полковника», — тревожно подумал Агаев, шагнувший вслед за одним из
офицеров в кабинет Мамонтова.
Ему всегда не нравился этот полковник. Выпученные рыбьи
глаза, холодный взгляд змеи, что-то неподвижное и ужасное в лице этого типа
раздражало Агаева. Но он старался просто не заходить в это крыло здания. И вот
теперь его сюда привели почти как арестованного.
В самом кабинете не было ничего необычного! Просто за столом
сидел полковник Мамонтов, несколько более красный, чем обычно. «Может, у него
действительно украли документы из кабинета, и поэтому он так
нервничает», — подумал Агаев.
— Здравствуй, — отрывисто произнес Мамонтов, —
садись, капитан. — Как правило, он обращался на «ты» ко всем офицерам
младше его по званию и должности. Агаев, кивнув в знак приветствия, сел за
небольшой стол. Руки полковник ему не протянул, и правильно сделал, капитан мог
и не оценить подобного жеста, отказавшись здороваться. Офицеры, повинуясь
взгляду Мамонтова, вышли.
«Наверное, будут ждать у дверей», — подумал Агаев,
когда за ушедшими захлопнулась дверь. Он повернул голову и непроизвольно
вздрогнул. Мамонтов смотрел на него в упор.
— Слышал, что произошло у вас в группе? — спросил
Мамонтов.
— Я знаю, что погиб подполковник Славин. И исчез
Виноградов. Но никаких подробностей не знаю. Все говорят, что-то случилось, но
никто не рассказывает, как это произошло, — почти честно ответил Агаев.
— Да, — кивнул Мамонтов, — я бы сам не
поверил, если бы мне рассказали. Кто бы мог подумать, что подобное может
случиться. Такой хороший парень. И характеристики всегда были отличные…
— Вы о ком говорите? — довольно невежливо перебил
он Мамонтова.
— О старшем лейтенанте Виноградове. Его ведь недавно
перевели к нам в центральный аппарат по настоянию самого Владимира Сергеевича.
Я тогда не понимал мотивов Славина. Видимо, подполковник уже знал о некоторой
неуравновешенности характера Виноградова и предпочитал держать его под своим
наблюдением.
Агаев хотел возразить. Виноградов был самым спокойным и
самым терпеливым сотрудником в их отделе. Но промолчал. Он хотел сначала
выслушать самого полковника.
— И такое случилось, — полковник был плохим
артистом и даже не старался выглядеть особенно огорченным. Он просто
рассказывал. — Сегодня утром, очевидно, оставшись вдвоем в отделе с
подполковником Славиным, он был явно не в себе. Наверное, его раздражала
сидячая работа на компьютерах, и он хотел чего-нибудь иного. Не знаю. Но я, узнав
о смерти Ор-довского, пошел к вам, чтобы побеседовать со Славиным. Мы говорили
примерно полчаса. А в это время Виноградов, видимо, тоже потрясенный известием
о смерти Орловского и узнав о моем визите, как-то связал эти два события в
одно. Пробрался в наше крыло здания, каким-то непонятным образом открыл мой
кабинет и забрал очень важные документы, которые были у меня на столе. Я,
вернувшись к себе, тотчас обнаружил пропажу. А самого Виноградова видели в
нашем крыле несколько человек. Подозрения сразу пали на него. Я позвонил
Славину, потребовал объяснений. Он обещал поговорить с Виноградовым. Позже я
узнал, что они вдвоем вышли на улицу. Видимо, на прогулке между ними что-то
произошло и Виноградов выстрелил из своего оружия в подполковника. А потом, испугавшись,
сбежал.
Агаев молча слушал, профессионально отмечая некоторые
неточности в рассказе полковника. Если Виноградов был уже на подозрении, как
могли его выпустить из здания ФСБ? Какое оружие было у Димы, если он его, как
правило, вообще не получал? И, наконец, почему после пропажи столь важных
документов Мамонтов не поднял тревогу и не доложил по инстанции, а лишь
позвонил Славину, «требуя объяснений»? Но Гамза Агаев работал в ФСБ уже не
первый год и знал, что в некоторых случаях лучше дать возможность своему
собеседнику высказаться.
