Каждое утро, собираясь на работу, он представлял себе, как
вернется вечером домой, а Сони нет – ушла. Не важно, куда: в монастырь, к маме,
к другому… Только бы ее не было в его квартире!
Но его мечты не сбывались – жена по-прежнему встречала Митю
вечерами у двери, кормила пирогами, делилась своими дурацкими новостями, читала
вслух газеты, комментировала фильмы. Трещала, трещала, трещала, не замолкая
даже в кровати!
Митрофану стало казаться, что он попал в ад! Однако ему даже
в голову не приходило, что есть простой выход из ада – развод! Патологически
порядочный, жутко несовременный, совестливый, ответственный, честный Митя
считал, что раз он лишил девушку невинности, то обязан на ней жениться. А коль
женился, должен жить, неся этот крест до конца своих дней… Так бы и нес, если
бы не отец! Спасибо ему, вовремя вмешался – вдолбил дураку, что развод
единственный выход. Иначе Митрофан либо в психушку бы угодил, либо в тюрьму –
за непредумышленное убийство жены…
Теперь старший следователь Голушко холостяк. Счастливый
холостяк. Только одинокий. Потому что по-прежнему порядочный и несовременный. И
считает так: раз он больше не хочет жениться, значит, незачем заводить
отношения с порядочными женщинами. А с непорядочной, то есть проституткой,
Митрофан не смог бы переспать даже под дулом пистолета…
Финальную точку в его размышлениях поставил хлопок входной
двери – это вернулся отец.
– Папа, ты? – прокричал Митрофан, вставая с
табурета и зажигая газ под кастрюлей с рассольником.
– Я, кто ж еще, – проворчал Базиль от двери.
– Суп будешь?
– Буду, я голоден…
Базиль вошел в кухню, мельком глянул в раковину и покачал
головой:
– Опять из кастрюли лопал? Неужели нельзя в тарелку
налить?
– Я наливал…
– Не ври уж! Если бы наливал, то грязная тарелка сейчас
бы в мойке стояла… – Отец подошел к плите, поправил косо лежащую на кастрюле
крышку. – Неаккуратный ты, Митя, просто какой-то кошмар! Вот умру я, кто
будет за тобой убирать? Грязью ведь зарастешь…
Митрофан чмокнул отца в сухую щеку, чтоб тот перестал
бурчать.
– Или от гастрита загнешься! – уже более
миролюбиво продолжил Базиль. – Жрешь всякую гадость! Мюсли какие-то, сыр с
тухлятиной…
– С плесенью.
– Один черт! – Отец достал из холодильника
овальную тарелку, на которой была красиво уложена селедка, посыпанная кольцами
лука. – Вот что есть надо! Да с жареной картошечкой, да под водочку!
Будешь?
– Селедку буду, а водку нет.
– Ну и дурак, – беззлобно сказал Василий, наливая
себе в пятидесятиграммовую стопку водки. – Алкоголь, знаешь, какой
полезный! Особенно в малых дозах…
– Папа, я твоих лекций относительно полезности всяких вредных
продуктов прослушал уже не мало, так что давай спокойно поедим…
– Вредных продуктов, – передразнил сына
Базиль. – Плесень, значит, полезна, а чистейшая хлебная водка нет?
– Нет.
Базиль раздраженно махнул рукой и залпом выпил свои
пятьдесят граммов. Крякнул, занюхал луком, посидел несколько секунд неподвижно,
потом отправил в рот кусок селедки, одно колечко репчатого и со смаком и
хрустом стал жевать…
– Ты где был? – спросил Митрофан, вяло обкусывая
ломоть батона – отец всегда нарезал огромные куски, говорил «большому куску рот
радуется. – У своей драгоценной подружки Аделаиды?
– Нет, соседскую кошку с дерева снимал… Она, дура,
забралась на самый верх, а слезть не могла…
– Ты что же, за ней на дерево полез?
– А что такого?
– Надо было кого помоложе попросить…
– Вас допросишься! Одному некогда, второй высоты
боится, третьему пузо мешает… А у меня время есть, а остального нет, вот я и
полез… – Базиль задрал рукав рубашки, продемонстрировав свежую царапину на
запястье. – Видал! Боевые раны!
– Надо обработать перекисью, – обеспокоился Митя.
– Уже обработали, не боись, – Базиль, видя
недоумение на лице сына, пояснил с улыбкой. – Хозяйка кошки… Очень
заботливой женщиной оказалась…
– Папа, ты неисправим! – простонал Митрофан.
– Ты тоже, – Базиль кивнул головой на
подоконник. – Дело домой приволок? Опять всю ночь будешь рапорты читать и
на жмуриков пялиться?
– Нет, не буду. Меня от этого дела уже тошнит…
– Сегодняшнее?
– Да, будь оно неладно!
– Успехи есть?
– Какие успехи! – Митрофан отбросил обкусанный
кусок батона. – Один сплошной геморрой!
– С охранником со стоянки разговаривали?
– Он сменился в восемь утра, следующее дежурство только
послезавтра.
– А домой к нему сходить не судьба?
– Знал бы еще кто, где его дом… Там сторожа без
оформления работают. Пришел, отсидел ночь, двести рублей получил – свободен.
– А попрошайки церковные что-нибудь интересное
рассказали?
– Нет. Они приходят к церкви к восьми, а убийство
произошло ранним утром, где-то в четыре…
Базиль задумчиво кивнул, потом нахмурился и ворчливо сказал:
– Вот ты, Митя, меня всегда ругаешь за то, что я в твои
дела вмешиваюсь. Только зря ты так! Мое вмешательство тоже иногда может пользу
принести…
– Не пойму я, папа, к чему ты клонишь, – с
подозрением протянул Митрофан.
– А клоню я к тому, что не послушал тебя – побеседовал
с одним из этой банды…
– Папа! – вскричал Митя возмущенно.
– Почти сорок лет папа! И не ори на меня!
– Прости, орать не буду… Но ты не должен был…
– Должен, не должен, это уже не важно… Главное, я узнал
то, чего не смогли узнать вы! – Базиль хмуро посмотрел на сына и спросил:
– Тебе интересно, что именно?
Митрофан прикрыл глаза ладонью, вздохнул и после паузы
произнес:
– Я слушаю.
– Около четырех утра мимо церковного забора по
направлению к дому, в котором произошло убийство, проехала машина. Она
остановилась в кустах, не доезжая до подъезда несколько метров. Из нее кто-то
вышел, поставил автомобиль на сигнализацию (был слышен характерный «пик») и
удалился, шурша ветками. Вернулся к своей машине этот кто-то через десять
минут. Тут же сел и уехал.
– Кто-то был мужского или женского рода?
– Неизвестно. Человек, рассказавший мне это, живет в
дровяном сарае на заднем дворе церкви. Шуршание шин и шум мотора его разбудили.
Сквозь сон он услышал, как хлопнула дверь, включилась сигнализация. Он
выглянул. Но увидел только удаляющийся силуэт. Уснул не сразу, поэтому засек
время, когда наш ночной ковбой вернулся. Произошло это, как я уже говорил,
через десять минут…
