– В упор, а не с порога, – поправил
Смирнов. – Она лежала, когда он вошел, ждала. Он подошел, склонился над
ней, сделал вид, что хочет поцеловать, а вместо этого всадил ей в грудь две
пули. Потом закрыл ее глаза, прикрыл тело простыней и скрылся в ночи.
– Звучит правдоподобно, – кивнул Голушко. –
Если, конечно, опустить бред типа «скрылся в ночи»…
– Почему же бред? Он в ночи и скрылся!
– Девушку убили ранним утром, так что если тебе очень
хочется употреблять красивые книжные выражения, скажи просто: «И он нырнул в
утренний туман…».
– Утром? Ты уверен?
– Почти на сто процентов…
Голушко не договорил, так как за его спиной раздался
красивый баритон:
– С каких пор господин старший следователь берет на
себя обязанности эксперта-криминалиста?
Господин старший следователь обернулся. Как и ожидалось, на
пороге комнаты обнаружился эксперт с важной фамилией Ротшильд. Внешность у него
была под стать фамилии – важная, особенно внушительно смотрелось лицо, такое
хоть на монетах чекань: с квадратным подбородком, крупным прямым носом,
выпяченной нижней губой. Только тело подкачало, оно было бесформенным, рыхлым,
толстозадым, но Ротшильд очень старался это скрыть: носил приталенные пиджаки в
вертикальную полоску с большими поролоновыми плечами. Характер у эксперта был
отвратительный: склочный, неуживчивый, Леха Смирнов эксперта кроме как
«поганцем» не называл. Голушко Ротшильда тоже не любил, поэтому, увидев его,
очень пожалел, что не приехал на место преступления позже.
– Ну так что, господин старший следователь? –
раздув ноздри, спросил эксперт. – Мне уйти, дав вам возможность
поупражняться в криминалистике, или остаться, чтобы делать свою работу?
– Прошу, господин эксперт, приступайте, –
невозмутимо ответил Митрофан, жестом указав эксперту на покойную.
Ротшильд сжал губы в ниточку, надменно кивнул, после чего
подошел, склонился над трупом и, из вредности загородив своей толстой спиной
обзор, стал над ним колдовать.
Спустя пару минут он распрямился, стянул с рук резиновые
перчатки и вынес вердикт:
– Жертва застрелена предположительно из пистолета
небольшого калибра – входное отверстие маленькое. С близкого расстояния. Смерть
наступила между 3:45 и 4:30 утра.
– Еще что-то можете добавить? – на всякий случай
спросил Митрофан, хотя прекрасно знал, что из вредного эксперта лишнего слова
не вытянешь. Однако в этот раз Ротшильд расщедрился еще на один комментарий:
– Убийца, скорее всего, был хорошо знаком с жертвой.
– И я о том же! – возбужденно выкрикнул
Леха. – Это любовник ее пристрелил, теперь надо только выяснить его
личность…
Голушко грозно зыркнул на Смирнова, и тот тут же замолк, а
Митрофан спросил у эксперта:
– Из чего вы сделали такой вывод?
– Из характера пулевых отверстий. – Ротшильд
указал перстом на раны на теле жертвы. – Смотрите, одно ниже груди, второе
выше, оба выстрела сделаны под наклоном. Как вы думаете, почему?
– Чтобы пули достигли сердца, – оторвавшись от
фотоаппарата, бросил Зарубин.
– Пули достигли бы его быстрее, если бы убийца
выстрелил точно в грудь…
– Он не хотел портить такую красоту, – заявил
Леха.
– Он знал, что грудь силиконовая, – отчеканил
Ротшильд, уничижительно глядя на озадаченного опера. – Он боялся, что пули
застрянут в нем, и жертва сможет выжить…
– Такое бывает? – искренне удивился
Голушко. – Чтобы силикон спасал жизнь? Я слышал, что он только к раку
приводит и к искривлению позвоночника…
– В моей практике (ранее я работал хирургом, если кто
не знает) был случай, когда жертва осталась жива благодаря имплантатам, они,
правда, были побольше, чем у нашей девушки, размера пятого… В нее стрелял
бывший любовник, целился прямо в сердце, но пуля застряла в силиконе, не дойдя
до пункта назначения. В результате девушка осталась жива, только один имплантат
пришлось поменять…
Повисла напряженная пауза: и Голушко, и Смирнов переваривали
услышанное – первый раздумывал над тем, мог ли убийца знать о дополнительных
возможностях силикона, а второй представлял, как выглядит грудь пятого размера.
Голушко пришел к выводу, что знать мог только медик, а Смирнов решил, что
выглядит она просто превосходно.
– По той же причине выстрел был сделан с близкого
расстояния – с другого конца комнаты так точно не прицелишься, – прервал
всеобщее молчание Ротшильд, – и рискуешь угодить в силиконовую подушку.
– К чему такие сложности? – вновь полюбопытствовал
Зарубин. – Не легче ли было стрельнуть в лоб?
– Это только киллеры делают контрольный в
голову, – ответил Голушко. – А убийцы-непрофессионалы очень редко в
нее целят, как правило, стреляют в сердце…
– Почему?
– Вы представляете, что происходит с головой, когда в
нее попадает пуля?
– Представляю – в кино сто раз показывали: кровища и
мозги в разные стороны, – фотограф передернулся. – Зрелище кошмарное!
– Другие тоже кино смотрят и тоже представляют, –
грустно улыбнулся Митрофан. – Поэтому мало кто может решиться выстрелить в
лицо…
– Особенно в знакомое лицо, – поддакнул
Леха. – Убийца был из близкого окружения покойной, это ясно. Либо подруга,
либо родственник, либо любовник. Скорее, любовник – подружки про силикон могут
и не знать…
– Или ее хирург-пластик, – ткнул пальцем в небо
следователь Голушко.
– Тоже не исключается.
– Или фотограф, гример, стилист, они в сиськах не хуже
хирургов разбираются, – опять влез со своей версией Зарубин. – К тому
же в их гребаном модельном бизнесе каждый готов другому глотку перегрызть…
– Вы сказали – в модельном? – скривив рот в
саркастической улыбке, спросил Ротшильд. – Я правильно понял?
– Мне Леха сказал, что она манекенщица.
– Манекенщица?
– Ну… топ-модель или вроде того, – подтвердил тот.
Эксперт хохотнул и рывком сорвал простыню с трупа. Легкий
шелк соскользнул на пол, открыв нагое тело целиком. И все увидели то, что до
сего момента сподобился лицезреть лишь Ротшильд – внушительных размеров мужское
достоинство в поросли темных курчавых волос.
– Какая гадость, – прохрипел Леха,
сплевывая. – Трансвестит!
– Гермафродит, – поправил его Ротшильд.
– А есть разница?
– Огромная. – Эксперт подошел к покойнице («це»
или «ку», черт побери?), схватил ее неженскую прелесть рукой и (тьфу, тьфу,
тьфу) приподнял. Под ней обнаружился еще один боекомплект, уже дамский.
Митрофан, увидев его, стыдливо потупился, а Леха, наоборот, с большим интересом
начал разглядывать. Ротшильд, очень довольный произведенным эффектом, спросил:
– Теперь вы видите разницу?
