– Нет, мать ее умерла много лет назад, отец еще раньше…
Алкаши они были.
– Кому тогда все ее добро достанется? У нее всего
полно…
– Да уж, – поддакнула Далила. – У Афки добра
было поболе, чем у Венерки… Квартира шикарная, тачка, цацки, меха…
– Думаю, она оставила завещание, – предположила
Мадам. – Сейчас все так делают…
– И кому она могла все завещать?
– Лучшей подруге, любимому человеку, приюту для
беспризорных собак, детям-инвалидам… Мне продолжить список?
Далила ответить не успела, так как в этот момент на пороге
гостиной показались брат и сестра Ли. Игорь поздоровался со всеми кивком
головы, усадил Катю в кресло, постоял несколько секунд у гроба, склонив голову,
потом удалился в кухню.
Пару минут женщины сидели в полной тишине (на этот раз ее не
нарушал даже треск свечей – они догорели и погасли), пока Мадам не
пробормотала:
– Сидим, как дуры… И ни одна не знает, что надо делать.
– Молиться, – подала голос Ева.
– Ты молитвы знаешь?
– Нет.
– А кто знает?
Все молчали.
– Ну хотя бы «Отче наш…»?
– Я, – робко выговорила Багира. – Только не
до конца… Меня бабушка ей в детстве учила…
– А разве армяне христиане? – удивилась
Катя. – Я думала, все кавказцы мусульмане.
– Мы, армяне, чтоб ты знала, приняла эту религию раньше
русских. А теперь помолчи, басурманка, я молиться буду.
Она подошла к гробу, наклонила голову, закрыла глаза,
сложила ладони лодочкой и зашептала молитву. Остальные начали креститься. Даже
обряженная в траурные одежды африканских предков Мамба.
Спустя минуту Багира замолчала.
– Все что ли? – спросила Ева.
– Все.
– Это молитва такая короткая или твоя память?
– Молитва.
– А «аминь» ты сказала? – забеспокоилась Катя, три
месяца назад по просьбе жениха примкнувшая к христианскому миру, и считавшая,
что без «аминь» ни одна молитва не дойдет до ушей господа.
– Сказала, не волнуйся… – Багира посмотрела на
Мадам. – А теперь что делать?
– Не знаю, – устало сказала та. – В деревне,
где я выросла, было много похоронных ритуалов… Но я ни одного не помню… Знаю
только, что покойника в ночь перед погребением нельзя одного оставлять… А
почему, понятия не имею.
Ева поднялась с кресла, подошла к столику, где стояла икона,
вынула из стаканов огарки, в пшено поставила новые свечи, зажгла их, молча
вернулась на свое место.
Все сидели с каменными лицами, не зная, что сказать. Всем
было неуютно от этого незнания. И плакать почему-то не хотелось. Даже Марго,
которая все бы отдала, чтобы вернуть Афродиту, не могла выдавить из себя
положенную случаю слезу.
– Давайте выпьем, – неожиданно предложила
Мадам. – Водочки.
– Давайте, – быстро согласилась непьющая Ева.
– Давайте, – согласились все остальные.
Катя метнулась к стойке, сняла с полки литровую бутылку
«Абсолюта», вытащила из ящика хрустальные стопочки.
– Стаканы доставай, – скомандовала Мадам. –
За упокой из мелкой посуды не пьют. – Она тронула Далилу за руку. – А
ты сбегай мужиков пригласи, пусть с нами хряпнут…
Та унеслась, Катя достала высокие стаканы для коктейлей, Ева
вытащила из сумки сдобные одуряюще пахнувшие пирожки, деловито разложила их по
тарелкам.
– Три часа назад напекла. С рыбой, грибами, капустой. С
мясом не стала, потому что не знаю, сейчас пост или нет…
Когда все приготовления были завершены и мужчины явились в гостиную,
Мадам подняла наполненный больше чем наполовину стакан и коротко бросила:
– За Афу!
Игорь потянулся своим стаканом к Мадам, но она отстранила
его.
– Не чокаясь. До дна.
Марго, которая пила водку только дважды в жизни (один раз на
поминках мамы и бабушки, второй после того, как упала в ледяную воду), с ужасом
посмотрела на свой стакан. Даже если учесть, что он наполнен не до краев, все
равно водки в нем около ста восьмидесяти миллилитров. Если она выпьет залпом
такое количество «Абсолюта», завтра придется хоронить не только Афродиту, но и
Маргариту, скончавшуюся от алкогольного отравления.
Когда все опорожнили стаканы, Марго все еще таращилась на
свой.
– Ты чего не пьешь? – спросила Ева, после того,
как затолкала в рот пирог.
– Я столько не смогу…
– Пей сколько сможешь. Только помни, что на дне стакана
ты зло оставляешь… – Она схватила еще один пирог. – А ты же не
держишь зла на Афродиту?
Марго посмотрела на укутанную в белое кружево подругу. На ее
красивое безмятежное лицо. На чистый лоб. На ставшие целомудренными губы. Без
макияжа, без зовущей улыбки, Афродита выглядела очень невинно. Как святая дева…
На такую нельзя злиться.
Марго поднесла стакан ко рту, глубоко вдохнула и сделала
первый глоток.
– Пей залпом, – подсказала Ева. – Не делай
перерывов между глотками, это тебе не лимонад…
Да уж! Меньше всего водка напоминала лимонад: ни вкуса, ни
сладости, ни пузырьков. Но и противно не было. Немного горько, и только.
Опорожнив стакан, Марго закашлялась.
– Выдохни, – опять пришла на помощь Ева. – А
потом закуси.
Марго выпустила из легких воздух, засунула в рот дольку
лимона.
– Лучше? – участливо поинтересовалась Катя и
протянула ей пирог. – Поешь, иначе окосеешь.
Послушно взяв пирог из рук кореянки, Марго стала его жевать.
Остальные тоже заработали челюстями, даже вечно голодающая
Жизель (она как коза питалась только растительной пищей, типа шпината, салата,
цветной капусты) откусила от рыбного пирога и с видимым аппетитом начала его
пережевывать.
Марго вяло доела пирог. Несмотря на то что он был очень вкусным,
добавки она не взяла – аппетита не было. В желудке жгло, в горле першило и
почему-то хотелось выпить еще немного водки.
– Повторим? – ни к кому не обращаясь, спросила
Жизель. – Или покурим? Могу угостить косячком…
– Только этого не хватало, – сердито буркнула
Ева. – После водки траву курить – гиблое дело. Давайте лучше еще по
половинке стакана. И все!
Все согласно закивали.
Катя притащила из бара еще одну литровку. Разлила по
стаканам.
– Давайте теперь за Венеру, – сказала
Мадам. – На похороны ее мы вряд ли попадем, так хоть сейчас помянем…
– Почему не попадем? – проговорила Марго
неразборчиво – язык ни с того ни с сего стал толстым, неповоротливым, словно
неродным.
