Марго притормозила в отдалении, опустила окно, высунулась
немного, чтобы посмотреть. Тут же к машине подскочил один из наблюдателей, член
прицерковной банды побирушек, заискивающе улыбнулся, продемонстрировав два
гнилых клыка, и промурлыкал:
– Подай, красавица, на хлебушек.
Марго сунула мужику пятак и махнула рукой, чтобы отвалил, но
тот, видимо, отходить не собирался, потому что подошел не столько ради денег,
сколько для того, чтобы блеснуть знаниями о происшествии перед несведущим
человеком.
– Ща жмурика выносить будут, – доложил он,
привалившись острым бедром к круглому боку машины. – Носилки давно
втащили…
– Кто-то умер? – с интересом спросила Марго.
– Умер, голубушка, – он хитро прищурился, –
подай за упокой невинной души…
– А кто, не знаешь?
– Девку какую-то пришили…
У Марго екнуло сердце – в их шестиквартирном подъезде жили только
две «девки» – она и Афа, остальных можно было назвать только дамами и
господами.
– Девку? – переспросила она. – Какую девку?
– Не знай… Какую-то. Она вона в той квартире
живет… – И он указал грязным пальцем на Афино окно. – Эй, глянь,
выносят ее!
Марго тупо посмотела на подъездную дверь, из которой
вытаскивали носилки. На них, прикрытая простыней, лежала мертвая Афродита. Это
была она, точно она, потому что из-под голубого шелка (комплект постельного
белья из магазина «Сладкий сон» – подарок Марго на день рождения) выглядывали
золотые кудри Афы.
Афродита мертва!
Афродиту убили!
Марго вцепилась в руль вмиг заледеневшими пальцами. Этого не
может быть… Не может быть… Не…
– Ну так че? – наглый попрошайка просунул в окно
сизую морду. – Накинешь еще пятерочку на стопочку? За упокой, а?
Марго швырнула в мерзкую харю десятку и быстро завела мотор.
Надо сваливать отсюда, пока не поздно! Еще не хватало, чтобы
тот толстый лысый мент с рожей запойного алкоголика, который всеми командовал,
заприметил ее машину. Он, наверняка, уже знает, что в квартире вместе с
покойной проживала еще одна девушка, а о том, что она разъезжает на желтом
«Фольксвагене», ему могли сообщить вездесущие соседи…
Или не могли? Ведь она никогда не оставляла машину у
подъезда – сразу загоняла ее на стоянку возле соседнего дома. Так, уже лучше…
Нет, не лучше. Машину не заметили, но ее-то саму точно должны были видеть, а
значит, запомнить, потому что внешность у Марго нестандартная, бросающаяся в
глаза…
Черт, черт, черт! Как же плохо! Конечно, совесть у нее
чиста, ведь она Афу не убивала, но пойди докажи это тупомордому «следаку». Этот
ментяра, наверняка, записал ее в подозреваемые номер один. А почему? Да потому
что в пепельнице, что стоит на прикроватной тумбочке, лежат обрывки расписки,
составленной Марго и изодранной Афой. В ней изложено следующее: «Я, Маргарита
Андреевна Катаева, обязуюсь вернуть 15 000 евро Харитоновой Людмиле Ильиничне
(Афродита по паспорту была Людмилой) не позднее января 2009 года». Расписка эта
была, по сути, филькиной грамотой, потому что у нотариуса ее никто не заверял,
но для следствия она может оказаться ценной (по мнению следака, естественно)
уликой. Как же, как же, подумает главный мент с моржовыми усами, знаем мы этих
должников, сначала хапнут пятнадцать кусков, а потом, когда отдавать нечем, за
пятерку киллера нанимают, и мочат кредитора в его собственной квартире…
А что, чем не версия? Тем более расписка уничтожена, а то,
что именно кредиторша ее изорвала в клочья, да еще и отругала Марго за
унижающие их дружбу, формальности, никто не знает.
А алиби! Вернее, его отсутствие! Кто докажет, что Марго все
утро и часть ночи проспала в апартаментах? Никто! Теоретически у нее была
возможность незаметно покинуть здание, выйти через калитку на улицу, добраться
до Афиного дома, убить ее (еще бы знать чем?), затем вернуться в бордель. Все
просто, ясно, логично! Логично! Марго – убийца!
Блин, блин, бли-и-и-ин!
– Держи себя в руках, девочка, – прорычала Марго,
зверски глянув на свое отражение в салонном зеркале. – И думай, думай…
Но думать не получалось – она всегда резко тупела именно
тогда, когда нужно было быть логичной, лаконичной, умной, собранной, волевой. В
отличие от Афы! Та особо здраво мыслила в экстремальных ситуациях, а когда ее
загоняли в угол, становилась просто гениальной. Интересно, кто ее убил? И за
что? Ее смерти могли желать многие, Марго знала это, потому что щедрая, добрая
для друзей Афродита была алчной, жесткой, подлой для врагов. А враги у нее
были! Брошенные возлюбленные, униженные конкурентки, соперники и соперницы,
кинутые работодатели и целый сонм психически неуравновешенных клиентов.
Кто же из них?
Марго так разволновалась, размышляя над этим, что чуть не
сшибла неспешно вышагивающего вдоль церковного забора старика. Слава богу,
дедок не пострадал, так что не пришлось останавливаться, чтобы оказать ему
помощь. И именно в этом момент на нее снизошло озарение – Марго поняла, что
должна сделать.
Она вернется в «Экзотик», все расскажет Мадам, а уж та
решит, что предпринять несчастной Маргоше, чтобы спасти свою шкуру.
Базиль
Базиль отпрыгнул к забору, чтоб не угодить под колеса бешено
мчавшегося в сторону шоссе желтого «Фольксвагена». Он хотел выматериться вслед
уносящемуся авто, но только буркнул раздраженно «Смотри, куда едешь», а все
потому, что за рулем сидела прехорошенькая дамочка. Любого мужика он мог
обругать трех-четырех-пятиэтажным, а женщину нет – к женщинам он относился
очень трепетно.
Базиль присел на каменный выступ церковного забора, чтобы
отдохнуть и полюбоваться своим новым приобретением – роскошным кашемировым
шарфом, который он только что купил в комиссионке своей приятельницы Аделаида
Бруновны Кунц. Шарф был не только красивым, теплым, стопроцентно английским, но
еще и новым: глупые иностранцы забраковали его только потому, что на конце был
небольшой непрокрас. Подумаешь, пятнышко, спрячешь его под воротник – и не
видно!
Базиль приложил нежный кашемир к шее – красота! Ни одна зима
не страшна. Теперь оставалось решить: себе оставить эту роскошь или сыну подарить.
С одной стороны, отпрыск ничего не понимает в хороших вещах – носит всякое
барахло, а на шею в мороз наматывает какую-то синтетическую тряпку, поэтому не
оценит, но с другой, мальчишка так часто простужался, что ангина стала его
вечной зимней спутницей, и ему кашемир принес бы больше пользы… Раз так,
значит, пусть носит! Себе Базиль у Аделаиды еще что-нибудь фирменное
присмотрит, а сын такую вещь ни за что не купит – он приобретает свое барахло
исключительно на оптовом рынке, где продают только подвальный ширпотреб, а за
кашемир выдают распашоночную байку…
Эх, сына, сына! Не в отца ты пошел, не в отца…
