– Ты чем надушился? – поморщился Митрофан – он был
очень чувствителен к резким запахам.
– Не знаю. Нашел у вас в ванной красивый флакон с
пульверизатором, брызнул – знаю, что ты терпеть не можешь запах табака…
– Этот нисколько не лучше – резкий, противный.
– Сами, значит, душитесь, а как я побрызгался, так
сразу и противный…
– Я им не душусь.
– Значит, Василь Дмитрич. А он толк в парфюме знает!
– Это дезодорант для ног, – подала голос
Марго. – Им брызгают на ступни, чтобы ноги не потели…
Митрофан прыснул, но Леха нисколько не смутился, с широкой
улыбкой на лице он заявил:
– Как я угадал! Именно ноги я и побрызгал…
– Так, ладно, – перебил его Митрофан. – О
твоих ногах мы потом поговорим… Сейчас надо обсудить руки…
– Мои?
– Нет, госпожи Гариной. Пушка-то, как оказалось, ее.
– Но ведь девочек убили не из этой пушки!
– Экспертиза показала, что нет.
– Тогда на фига нам сейчас это обсуждать? Лучше
расскажи, как к Ко…
– Стоп! – Митрофан предостерегающе поднял
руку. – Сначала давай отпустим свидетельницу, а потом…
– Да… Конечно. – Смирнов учтиво поклонился
Марго. – Вы свободны, Маргарита Андреевна. Спасибо за содействие. Если у
нас возникнут вопросы, мы вызовем вас стуком в стену…
Марго молча кивнула, поднялась с табурета и вышла из кухни,
плотно прикрыв за собой дверь.
– Очень милая девушка, – сказал Леха ей
вслед. – Она мне нравится…
– А мне нет.
– Почему?
– Она проститутка.
– Но это не мешает ей быть милой…
– Мешает, – отрезал Митрофан. – А теперь
отвлекись на время от мыслей о девушках…
– Уже, уже, уже. – Леха сделал серьезное лицо. –
Все мои мысли заняты только расследованием…
– Как сходил в «Монреаль», рассказывай.
– Плохо. Вина не предложили, спагетти тоже.
– Ну а показаниями хотя бы тебя не обделили?
– Он рассказал общеизвестное. Под строжайшим секретом
сообщил, что покойная Афродита была шантажисткой…
– Его она тоже?
– Тоже. Совсем недавно.
– Странно… – Голушко накрутил на палец ус. –
Не ее, вроде, уровень.
– В последние два месяца Афродита изменила себе. Теперь
не только политики привлекали ее внимание. Шантажировала всех, кого не попадя…
Брала столько, сколько предложат. Раньше меньше, чем за полста тонн фотки с
пленками не отдавала, а Кречетову, можно сказать, подарила – сплавила за десять
кусков…
– Торопилась заработать. Брала то, что дают.
– Лучше меньше, да чаще, так говорил бессмертный вождь
пролетариата Ульянов-Ленин!
– Он говорил не совсем так, поэтому в случае Афродиты
будет уместнее употребить другое изречение, уже народное: «С миру по нитке –
голому рубашка».
– Квартиру продала, машину тоже. По мелочевке сшибала.
Куда ей столько бабок?
– Еще днем мы с тобой решили, что она собиралась линять
из города, но теперь я склоняюсь к тому, что Афродита думала свалить из страны…
– Даже так?
– Все деньги были перечислены на валютный счет
сбербанка, и кое-кто мне шепнул, что она планировала перевести их за границу.
– Получается, что Катаеву убили, чтобы не дать ей
покинуть страну?
– Это может оказаться совпадением, но…
– Но?
– Но Конь вчера поделился со мной одной информацией,
которая дала мне основания полагать, что это именно так.
– Как ты любишь, Митька, складывать простые слова в
сложные предложения! – фыркнул Леха. – Говори по-человечьи, что за
информация! И побыстрее!
– Подожди минутку. – Митрофан встал из-за стола,
заглянул в кастрюлю, понюхал щи и спросил: – Ты вроде есть хотел?
– И сейчас хочу.
– Давай супчика погрею?
– Давай. – Леха вытянул свои худые ноги и положил
их на свободный табурет. – И сальца порежь, я люблю его с хлебушком ржаным… –
Он исподлобья глянул на Голушко. – Только не говори, что в вашем доме нет
сала.
– Нет, сколько раз повторять…
– Не верю!
Митрофан распахнул холодильник.
– На, убедись сам!
Леха внимательно осмотрел полки, увидел пакет с «Рокфором» и
возликовал:
– Ну что я говорил! Вот оно сало!
– Это сыр, – Митрофан вытащил пакет и потряс им
перед носом Смирнова. – Сыр с плесенью…
– Во дают, Голушки, зажрались до того, что сыр у них
плесневеет!
– Его специально начиняют особым видом плесени, чтобы
придать пикантность, темнота! – Митрофан, прищурившись, посмотрел на
кусок, взвесил его на руке. – Странно, только вчера купил, а сегодня уже
половина осталась… Опять, что ли, отец им бездомных собак кормил? – Он
отрезал себе кусок, сунул в рот, медленно прожевал, ощутил послевкусие,
причмокнул от удовольствия. – Тебе не предлагаю, все равно не оценишь. А
вот оливками угостить могу.
– Не надо, я их не очень… Мне б сальца.
– Не-ту! – выкрикнул Митрофан по слогам, затем
повторил по буквам. – Н-е-т-у!
– Морозилку открой, – скомандовал Смирнов.
– Зачем?
– Сало именно там прячут.
– Смотри! – Голушко рванул на себя дверцу
морозильной камеры. – Видишь что?
– Вижу. Шпик. – Леха осуждающе покачал головой,
затем протянул руку к холодильнику, снял с верхней полки литровую банку, в
которую был помещен шмат посыпанного красным перцем шпика. – Зажал, да?
– Я не понимаю, откуда это взялось, – ошарашенно
пробормотал Митрофан. – Наверное, папа купил… Он иногда ест.
– Ну конечно, – полным неверия голосом проговорил Леха. –
Именно так я и подумал… – Затем ткнул пальцем в пышущую паром
кастрюлю. – Суп уже погрелся, выключай.
Митрофан снял кастрюлю с огня, разлил щи по тарелкам,
нарезал хлеб, сало, сыр, поставил все это на стол.
– А водочки? – продолжал наглеть Леха. – Я б
пропустил стопарь…
– Я не пью, ты же знаешь…
– Тебя послушать, так ты и сала не ешь. А в
холодильнике есть и то, и другое.
Дабы не ввязываться в очередной спор, Голушко снял с полки
отцовскую бутылку водки, в которой оставалось как раз граммов сто, налил в
стопку, пододвинул к Лехе.
– Пей.
