– А ты?
– Я кваску.
– Ну тогда давай, – Смирнов поднял рюмку. –
За успешное завершение дела!
Когда водка исчезла в Лехиной глотке, Митрофан спросил:
– Ты узнал, почему итальянский ресторан носит название
канадского города?
– Узнал, – ответил тот с набитым салом
ртом. – Кречетов уверен в том, что Монреаль находится в Италии… По-моему
он путает его с Миланом.
– Понятно.
– А мне пока непонятно, что тебе такого интригующего
рассказал Конь…
– Ах да, совсем забыл! – Голушко шумно хлебнул щей
из глубокой деревянной ложки. – Короче, в 2001 году Моцарт обратился к
Коню с просьбой пристроить двух своих девочек за границей, желательно в
Германии. Найти им работу по контракту.
– Речь идет об Афродите и Кики?
– Совершенно верно. – Митрофан вгрызся в кусок
хлеба. – Пристроить двух красоток-гермафродитов было легче легкого. На
таких дам в порноиндустрии спрос очень высокий… Отвезти девочек к работодателям
Конь мог уже через три недели, но Моцарт просил подождать месяцок, а потом
отправить их туда не самолетом через Москву, а поездом через Брест…
– Зачем?
– Как решил Конь (и в этом я с ним согласен), Моцарт
собирался поручить своим девочкам перевозку через границу какой-то контрабанды…
– В аэропортах таможенный досмотр строже…
– Вот именно.
– Но в поездах тоже шерстят хорошо! Все вещи
просматривают!
– Вещи, да, но кое-что можно спрятать на теле… Или
внутри него.
– В заднице, что ли?
– Необязательно… – Митрофан показал глазами на
смирновский пах. – Можно и там.
– Да, я слышал об этом! Наркоту прячут в презерватив,
его засовывают в естественное женское отверстие и везут… – Он вдруг
встрепенулся. – А у этих девочек над сейфом еще и шторка есть! Даже если
бы их раздели для досмотра, то решили бы, что они обычные трансвеститы… Ни один
таможенник не догадался бы штору приподнять!
– Все правильно, единственное, в чем ты ошибся, так это
в продукте, которым Моцарт собирался начинять презерватив.
– Не наркота?
– Нет, конечно. Во-первых, это не его бизнес, во-вторых,
партия слишком мала, чтобы такой матерый волчище из-за нее подставлялся.
– Что тогда?
– Пока не знаю, но надеюсь завтра выяснить.
– Ладно, давай дальше. – Похоже, Леху охватил
охотничий азарт. – Кики убили, Моцарта посадили, Афродита уехала одна.
Повезла ли она что-нибудь?
– Думаю, да, так как она добиралась до Германии
окружным путем через Польшу, как было велено, – Голушко отложил
недоеденный кусок хлеба и начал покусывать кончик уса. – Так она поняла,
как можно хорошо заработать. Идея, поданная Моцартом, ей понравилась. Перевозка
контрабанды в своей э…
– Норке?
– … сулила хорошие деньги.
– Почему же она не занялась этим серьезно?
– Мы этого не знаем. За границу она ездила трижды! Пока
неизвестно: поездом или самолетом, но факт остается фактом!
Смирнов замер с занесенной над тарелкой ложкой, обдумывая
услышанное. Результатом его размышлений стал вопрос:
– И что же она такое собиралась вывезти из страны, что
ее убрали?
– Я думаю, компромат на какую-то важную особу…
– Туда, – Леха потыкал ложкой в свою
ширинку, – кассета не поместится. Даже аудио. Дискета тоже.
– А фотопленка да!
– Знаешь, что я тебе скажу, Митя? – вздохнул
Смирнов. – Наворотил ты такой хрени…
– Да почему? Афродита была шантажисткой, значит, имела
аппаратуру, навык…
– Ну и что?
– Клиенты у нее были о-го-го! Политики, бизнесмены,
священнослужители! И не только городские… Из столицы приезжали! Из заграницы
даже!
– Это, конечно, меняет дело… – Смирнов наклонился
к Митрофану и, понизив голос до шепота, сказал: – Теперь я понял… Она собрала
компромат на Папу Римского, и Ватикан приказал ее убрать.
– Все ржешь, – упрекнул его Голушко. – А,
между тем, версия моя не лишена смысла…
– Афродиту убил кто-то из ее подружек. Узнал, что она
собирается линять из страны, и кокнул, потому что смертельно ненавидел… –
Смирнов взял тарелку в руки и вылил остатки супа прямо в рот. – Либо
Афродита знала, что ее хотят убить, и поэтому надумала бежать за границу… Все
просто, Митя! И не надо придумывать версии позаковыристее! Мы и так топчемся на
месте…
– Завтра будут готовы результат графологической
экспертизы, это может что-то дать.
– Тогда подождем до завтра…
В этот момент в кармане Смирнова запиликал мобильник
(мелодия играла знакомая, кажется, это была песня бабок-ежек из мультика
«Летучий корабль»).
– Ведьма моя звонит, – не глядя на дисплей, сказал
Леха. – Я персонально для Люськи эту мелодию поставил…
– Не будешь отвечать?
– Зачем? Я знаю, что она скажет… – Он поджал губы,
сузил глаза и стал удивительно похож на свою супругу. – К нам мама в коем
веке пришла, а ты шляешься черт-те где…
– Но если она на самом деле к вам редко ходит, так что
ж ты шляешься? Мог бы уважить тещу…
– Два раза в неделю, это, по-твоему, редко? –
насупился Леха. – Главное, зачем: как придет, сразу к телеку садится? Она
дома, что ли, посмотреть его не может?
– Вдруг у нее свой сломан…
– Я тоже так думал, поэтому купил ей на день рождения
телек «Шарп» и дециметровую антенну. Две недели ее не видел… А на третью
приперлась!
– На следующий день рождения подари ей спутниковую
тарелку.
– Хорошая мысль, – буркнул Леха, поднимаясь с
табурета. – Ладно, пошел я. Мои мегеры без меня, наверное, извелись все –
погрызть некого!
– Ну давай, до завтра.
– Да, пока!
Проводив Леху до двери, Митрофан вернулся в кухню. Вымыл
посуду – чего никогда до этого не делал. Затем протер плиту, стол, подоконник,
что тоже не входило в число его обязанностей – так повелось, что всю домашнюю
работу в семье Голушко выполнял отец. Митя только мусор выкидывал и половики
тряс, иногда красил окна (у Василия от запаха краски кружилась голова), менял
лампочки, ходил в подвал за картошкой, к остальным же делам отец сына не
допускал, говорил, что после него приходится перемывать тарелки и перестирывать
белье…
Митрофан осмотрел кухню пристальным взором, пытаясь найти
еще один участок для уборки, но, как назло, все сверкало чистотой, даже окно.
Значит, придется возвращаться в комнату – не сидеть же тут до прихода отца… Или
посидеть? Не до ночи же тот будет блондить!
