Это и хорошо, и плохо. Только если и плохо, Базиль все равно
своего мальчика не променяет ни на какого другого. Он любит его, своего
несовременного, доброго, не по годам и профессии романтичного Митеньку, так не
похожего на него, Базиля.
Да, отец и сын Голушко были абсолютно разными. Разными, как
белое и черное, как небо и земля, как человек и инопланетянин (нет, пожалуй, у
последних общего было гораздо больше). Они были антиподами. Двумя полюсами:
южным и северным… Если бы не фамильное голушкинское родимое пятно на Митиной
ягодице (такое же было у отца, деда, прадеда), Базиль ни за что бы не поверил в
свое отцовство, решив, что ему пытаются навязать чужого дитятю. Тем более,
обстоятельства, при которых он узнал о том, что стал папой, не располагали к
доверию…
История с отцовством началась сорок лет назад. Тогда молодой
Базиль, красавец, франт, кутила, успешный катала-гастролер вернулся в родной
город из очередного тура по приморским курортам. Вернулся богачом. Это лето
вообще было для него крайне удачным: его ни разу не побили, не киданули, не
обыграли, не задержали (последнего он особенно опасался, так как в тюрьме он
уже посидел и ему там страшно не понравилось). Осень тоже выдалась на славу –
родной город встретил его не просто ласково, а восторженно, страстно. Все его
любили, принимали, уважали. Любили лихие девчонки, принимала местная братва,
уважали дружки-приятели. Особенно приятно было то, что среди городских
проституток он пользовался таким успехом, что ни одна не спросила за свои
услуги денег. Так и перезимовал: по-маленькой поигрывая, по-крупному тратясь,
пьянствуя с дружками, веселясь с девчонками…
Вот если бы не было в ту зиму настолько хорошо, не
задержался бы он в городе так надолго и не обрел бы сына. Но он задержался:
начал собираться на гастроли, не как обычно, в мае, а в начале июня. И вот
когда до отъезда оставался один день и Базиль уже сидел на чемоданах (в тот
момент он на самом деле сидел на чемоданах, то есть пытался умять вещи задом,
так как коленом не получалось), в его квартиру постучали. Он открыл. На пороге
обнаружилась знакомая деваха. Он не очень хорошо помнил, как ее звали, но был
уверен, что кличка у нее Кувалда, потому что до того, как стать проституткой,
девушка была метательницей молота, а завершила свою спортивную карьеру после
сложной травмы плеча.
Базиль очень удивился, увидев ее: во-первых, по словам ее
товарок, Кувалда отошла от дел и уехала из города в деревню к родителям, а
во-вторых, на ее могучих руках лежал маленький попискивающий сверток, который
можно было принять за укутанного одеялком поросенка.
Несколько секунд Базиль и его гостья таращились друг на
друга в полном молчании, пока Кувалда не сказала:
– Это тебе, – и протянула ему теперь уже кряхтящий
сверток. – Забирай.
– Что это? – с опаской спросил Базиль, но презент
все же взял – не обижать же девушку, не поленившуюся притащить в город живую
хрюшку. – Поросенок?
– В каком-то смысле, – хмыкнула Кувалда.
– А почему живой? Не могла забить, что ли?
– Ты че, в натуре, с дуба упал? – взревела
барышня, выхватывая из рук Базиля сверток. – Такие шутки шутишь!
– Да какие уж тут шутки… Где я тебе в городе забойщика
скота найду?
Кувалда непонимающе на Базиля уставилась, посверлила его
своими бледно-голубыми глазами, потом раскатисто расхохоталась.
– Ты действительно решил, что это поросенок?
– Ну да… Я подумал, что ты его самолично выкормила,
чтобы мне подарить, – Базиль игриво подмигнул, – когда-то ты была от
меня без ума…
– Вот это точно! Без ума! – громыхнула
Кувалда. – За что и поплатилась! – С этими словами она откинула край
одеяла, и в образовавшемся отверстии показалась сморщенная младенческая
мордашка. – Знакомься, Базик, твой сын, Митюня!
Базиль отпрянул от так называемого сына, как от больного
проказой.
– Убери сейчас же, дура!
– Чего это? Сын твой, тебе и воспитывать…
Она опять попыталась всучить Базилю сверток с младенцем, но
тот отскочил в глубь прихожей с резвостью спортсмена-прыгуна.
– С чего ты взяла, что он мой? – выкрикнул Базиль
на скаку.
– Я как тебя увидела, сразу решила – ребеночка рожу.
Вот и родила… – Кувалда покрепче обхватила сверток и начала заходить с
фланга, загоняя Базиля в угол прихожей. – Только теперь поняла, что
погорячилась… Мне в деревне тошно, а тут с ребенком тяжко. Так что придется
тебе его немного у себя подержать, я его, может, потом заберу, а пока… –
Она загнала Базиля в угол и взгромоздила ему на руки сверток с
младенцем. – Бери!
Прижатый к стене пудовыми грудями, Базиль начал задыхаться.
Конечно, можно было дать наглой бабе в лоб, но он никогда не бил женщин,
поэтому легонько оттолкнул ее локтем и сипло спросил:
– А мне он куда?
– Девай, куда хочешь. Можешь даже в детдом отдать, мне
все равно…
– Сама и отдавай! – рявкнул он, возвращая младенца
в мамашины руки.
– Не могу! – плаксиво протянула она. –
Кровинушка ведь родная…
Базилю спектакль стал надоедать, поэтому он ухватил Кувалду
за воротник, встряхнул, после чего пинком отправил к двери.
– Катись отсюда вместе со своей кровинушкой, идиотка!
За лоха меня держишь? Чужого пацана хочешь мне впарить?
– Твой он! Твой, Базик! – заверещала
Кувалда. – Христом богом клянусь!
– Пошла вон!
– Не веришь? Тогда смотри! – И она сорвала с
малыша одеялко, затем марлевый подгузник и сунула под нос Базилю круглую
розовую задницу. – Смотри!
Базиль посмотрел. На левой ягодице имелось темное родимое
пятно в форме сердечка. Голушкинская метка или, как говорил Васин отец Дмитрий
Константинович, божье клеймо. Им клеймили всех мужиков рода Голушко, начиная от
основателя династии Миколы и заканчивая Базилем.
– У тебя точно такое же! – выкрикнула Кувалда,
хватая Базиля за мускулистую ягодицу. – И на том же самом месте! Я помню,
ты мне говорил, что у всех твоих предком такое имеется, и что по нему баб на
верность проверяли!
Да, было такое! Как рассказывал Васин отец, благодаря
«метке» один раз был выявлен случай супружеской неверности, то есть жена его
дяди, Олеся, умудрилась родить чистопопого пацана, за что была бита батогами и
изгнана с хутора за блуд.
– Теперь ты веришь, что это твой сын? – не скрывая
торжества, спросила Кувалда.
– Верю, – выдохнул Базиль, предварительно потерев
пятно пальцем – вдруг нарисованное. – Только…
– Не похож на тебя? Так он и на меня не похож, потому
что недоношенный! Но он отъестся, окрепнет, станет вылитый папка! Вылитый ты!
– Я его не возьму! – возвысил голос Базиль.
– Как, не возьмешь? Почему?
