Марго пошла еще дальше: взгромоздила на кровать пуф, затем
влезла сама. Взявшись за картину двумя руками, она потянула ее вверх, потом на
себя и вниз. Сняла со стены, обхватила одной рукой, прижала к животу.
Аккуратно, держась свободной рукой за высокую спинку кровати, слезла. Положив
картину лицом вниз, Марго придирчиво осмотрела заднюю поверхность корпуса.
Никакого намека на запор или защелку – цельная поверхность без единого шва, только
в самом верху приделана металлическая петелька, благодаря которой картина
держалась на стене.
Марго приподняла картину, потрясла. Тишина. Неужели
ошиблась?
Нет, не могла! Предчувствие подсказывает, что внутри этой
картины что-то есть…
«Возьму ее с собой, – решила Марго. – Базиль
посмотрит и обязательно сообразит, как ее вскрыть… А сейчас надо найти
подходящую по размеру сумку».
Она отодвинула створку шкафа-купе, заглянула внутрь. Все
пространство было занято вешалками! Чего на них только не было: платья,
сарафаны, брюки, куртки, кардиганы, на одной висело восемь блузок одного
фасона, но разных цветов, на другой гирлянды топов, на третьей несколько слоев
юбок! А на дне шкафа лежал отличный чемодан на колесиках. Марго наклонилась,
чтобы вытащить его, но тут услышала какой-то звук…
Не понимая, откуда он идет, она обернулась и прислушалась.
Вдруг входная дверь, которая хорошо просматривалась из
комнаты, так как их отделял друг от друга лишь коридор, приоткрылась…
Значит, звук, который слышала Марго, издавал замок, когда
его отпирали.
Сердце в груди Марго не просто екнуло – бухнуло, как ядро,
выпущенное из пушки. Кто там пришел? Зачем? Где взял ключ?
Она сделала шаг назад, тихо толкнула дверь. Она с
приглушенным шуршанием закрылась, и Марго осталась в шкафу.
Отличное английское качество шкафа не позволяло посмотреть
через щель, кто же вошел в квартиру – щелей в нем не было, но Марго приложила
ухо к двери, чтобы послушать: вдруг человек будет говорить сам с собой или
звонить кому-то…
Несколько секунд она слушала тишину. Потом раздались шаги.
Сначала тихие, отдаленные, потом более громкие…
Человек вошел в комнату!
Постоял немного, наверное, осматривался, потом двинулся к
кровати – Марго услышала, как он задел ногой пуфик. Она ждала, что он
выругается, но человек молчал. Слышно было только, как его обувь поскрипывает
при ходьбе.
Постояв какое-то время без движения, человек шумно
развернулся и быстрым шагом направился к шкафу: раньше звук был такой:
скри-и-ип-скри-и-и-п! Теперь: скрип-скрип! И он приближался!
Марго вжалась в заднюю стенку шкафа, затаила дыхание.
Только бы не открыл, только бы не открыл, – беззвучно
шептала она.
Но он открыл!
Сначала скрип стал нестерпимо громким, затем оборвался.
Дверь, вжикнув, отъехала.
Марго вскрикнула и закрыла глаза.
Митрофан
С кожаной курткой подмышкой Митрофан вошел в рабочий кабинет
Смирнова. В это время кроме самого старшего опера там никого не было – все были
на выезде, и только Леха просиживал стул, ожидая прихода Голушко.
– Явился, наконец! – обрадовался он, увидев старшего
следователя на пороге кабинета. – А я уже собирался тебя разыскивать…
– Привет, – поздоровался с ним Митрофан. –
Как дела?
– На букву «х», не подумай, что хорошо…
– Что так?
– Теща к нам жить переезжает. Говорит, что плохо себя
чувствует и боится умереть в одиночестве…
– Она тяжело больна?
– Да. Воспалением хитрости! – Леха в сердцах
махнул рукой. – Ладно, не будем о грустном! – Он протянул руку к
своей куртке. – Давай сюда… – Взял, повесил ее на вешалку. – Ну
что скажешь хорошего?
– А ты?
– Так нечестно, я первый спросил.
– Результаты экспертизы готовы.
– Я это уже понял по твоей важной физии…
– Отгадай имя.
– Ставлю на кореянку.
– Мимо.
– Но горячо или холодно?
– Под «горячо» ты кого подразумеваешь?
– Негритянку.
– Тогда холодно. Но вообще-то тепло.
– Это как?
– Вот если бы ты назвал брата-азиата…
– Это он?
– Тогда было бы горячо.
– Не понял.
– Записку написал мужчина. А если конкретно, то
охранник «Экзотика» Александр Сергеев.
– Во блин! – выдохнул Леха, вытаращив
глаза. – Так он что… с ней того?
– Не обязательно. Но что они общались довольно тесно,
это очевидно…
– Вот так Саня, вот так сукин сын! – Смирнов
щелкнул пальцами. – И алиби у него нет.
– Есть, Леша. Хлипкое, но есть… Охранник кафе
«Бонапарт» уверяет, что Сергеев выходил ночью из ворот «Экзотика», но гораздо
позже контрольного времени… Где-то в районе пяти часов… К тому времени Афродита
уже была мертва.
– А что ты скажешь на это? – Леха красивым жестом
выложил на стол письмо-факс, судя по гладкости, полученный совсем
недавно. – Это ответ на мой запрос из Владимирской колонии.
– Что там?
– Красавчик-то наш экзотический из тюряги освободился
полгода назад… Я как его отпечатки в картотеке нашел, сразу запросик отправил…
И вот, посмотри…
Митрофан пробежал глазами факс. С удивлением узнал, что
Александр Сергеев отсидел пять лет за предумышленное убийство своей жены –
застрелил ее из ревности. Потом труп закопал в саду их общего дома.
– Никогда бы не подумал, что этот херувим способен на
предумышленное убийство, – протянул Голушко. – Такой невинный с виду…
– Да хрен с ней, с его невинностью. Ты дальше
читай, – он ткнул пальцем в следующий абзац. – Сидел вместе с
Моцартом. Поддерживал с ним дружеские отношения.
– Не нравится мне эта формулировка… Что значит
«дружеские»?
– Я тебе скажу, что значит! – Леха сделал
несколько движений бедрами, что по его разумению должно было символизировать
половой акт. – Это значит, Санечка был любимой женой Моцарта!
– Ты сам это придумал?
– Сам.
– Поздравляю – у тебя богатая фантазия…
– А ты подумай, какая дружба может связывать молодого
ревнивца-убивца с пожилым вором в законе?
– Я уже подумал, и, похоже, знаю ответ, – Митрофан
уселся за стол, достал из кобуры пистолет, положил на него свои большие красные
ладони, похлопал по нему пальцами. – Моцарт поручил парню убить Афродиту…
