– И что тебя натолкнуло на эту мысль? – без
особого энтузиазма спросил Леха.
– Разговор с капитаном Ленским, если ты помнишь, он занимался
делом Моцарта…
– Я помню, помню. Ты дальше излагай.
– Мы вчера с тобой гадали, что именно Моцарт поручил
своим девочкам вывезти из страны. Так вот, Ленский уверил меня, что бриллианты.
– Всего лишь?
– Ты, Смирнов, ничего не понимаешь в колбасных обрезках!
Горстка этих камешком тянет на несколько лимонов.
– Долларов?
– Естественно, и евро! – Митрофан постучал Леху
указательным пальцем по лбу. – Деньги в рублях сейчас исчисляют только
такие лохи, как мы с тобой!
– За границей были покупатели на эти камешки?
– Это были его камешки. Моцарт собирал их несколько
лет… Фишка у него такая была – бриллианты коллекционировать. И красота
неописуемая, и вложение капитала.
– И зачем же он эту красоты за кордон вывез, любовался
бы на здоровье?
– Моцарт собирался эмигрировать в Австрию. –
Голушко ухмыльнулся в усы. – Почему, ты думаешь, ребята Ленского так
нехорошо с ним поступили? Знали, что ежели не цапнут его за задницу в ближайшее
время, укатит Моцарт в загранку, и хрен его потом там выдадут…
– Теперь мне все ясно, – кивнул своей вихрастой
головой Леха. – Вернее, почти все… – Он в задумчивости подергал себя
за челку. – Афродита вывезла камешки в Австрию, положила их в какой-то
тайник, зависла на два года в Германии, потом вернулась, устроилась работать к
жене Моцарта…
– А в это время Моцарт сидит в тюрьме и на какашки
исходит: брюлики его в тайнике, а месторасположение этого тайника знает одна
дамочка, которой нет особого доверия!
– Тогда он подговаривает одного из тех, чей срок
заканчивается, убить эту дамочку… Нет, не так! – сам себя поправил
Смирнов. – Он пристраивает парня в «Экзотик» и поручает ему следить за
ней…
– И пока Афродита ведет себя хорошо, Сергеев не
предпринимает никаких действий, но как только она начала вести себя
подозрительно, он ее убивает.
Леха несколько секунд молчал, мотая из стороны в сторону
головой, потом хлопнул ладонью по столу и радостно возопил:
– Мы вычислили этого сукиного сына, Митя! Мы короли
сыска! – Он вскочил со стула и забегал по комнате. – Сейчас надо
получить ордер на обыск его квартиры, потом…
– У него нет квартиры. Он живет в «Экзотике», а его
комнату мы уже обыскивали…
– Ладно, не страшно! У нас и без этого есть что ему
предъявить! Да, Митюня?
– Боюсь, что нет, Леша, – грустно улыбнулся
Голушко.
– Как нет? А записка, написанная его рукой? Это ж
мощная улика!
– Если бы ее изъяли при обыске в присутствии двух
понятых, тогда да, но ты не забывай, кто нам ее передал и при каких
обстоятельствах…
– Черт! – Леха сразу сник. – А нельзя сделать
вид, что мы ее нашли в квартире? Или в машине покойной? Свидетелей найдем…
– Это обман!
– Это не обман, а небольшая хитрость…
– Подтасовка фактов – противозаконное действие! Я
никогда не пойду на такое…
– Да не надо ничего подтасовывать! Мы просто сделаем
вид! Блефанем, чтобы расколоть его.
– Я не думаю, что его легко расколоть… Он не такой
дурак, каким кажется. Посуди сам: убил двух женщин, не оставив практически
никаких следов. Все рассчитал, спланировал, даже о таких мелочах позаботился,
как телефон Венеры.
– Ну и что делать будем?
– По-любому надо его допросить. Жестко допросить. Будем
надеяться, что у него сдадут нервы.
Митрофан подошел к телефону, поднял трубку.
– Куда звонишь? – поинтересовался Леха.
– В «Экзотик». Хочу убедиться в том, что клиент на
месте.
Пока он набирал номер, в его кармане затренькал мобильный.
Пришлось Митрофану класть трубку на рычаг и доставать свой
сотовый, чтобы ответить на звонок.
– Кто там? – без особого любопытства спросил
Смирнов.
– Черт его знает – номер определился незнакомый. –
Голушко поднес телефон к уху и сказал: – Я слушаю.
– Сын, привет, – послышался знакомый голос. –
Я номер поменял. Сохрани этот.
– Хорошо.
– Как вы там?
– Нормально. А вы? Марго ничего не вспомнила?
– Я только еду дома, поэтому не знаю. Если что, свяжусь
с тобой.
– Ладно, пока.
Он отсоединился. Постоял несколько секунд в задумчивости,
затем вновь поднял трубку телефона, только на сей раз звонить он собирался не в
«Экзотик», а домой.
Вдруг Марго вспомнила что-то, а связаться с ним не может?
К удивлению Митрофана трубку никто не взял.
– Странно, – буркнул он себе под нос, а затем уже
громче, чтобы услышал и Леха, сказал: – Марго не подходит.
– Может, моется? Или делает пи-пи?
Митрофан вновь набрал домашний номер, и опять никто не
ответил.
– Пи-пи она сделал бы уже несколько раз, –
обеспокоено сказал он. – И помылась бы дважды – у нас горячей воды нет, а
под холодной долго не простоишь.
– Значит, спит.
– Ты слышал, как трезвонит наш аппарат? Сирена «Скорой
помощи» и та тише орет… – Голушко вынул мобильник, набрал новый отцовский
номер, а когда Базиль откликнулся, без предисловий сказал: – Марго не берет
трубку.
– Ты долго звонил, сам знаешь, она медленно ходит?
– Долго. Она никуда не собиралась уходить?
– Мы вместе хотели наведаться в квартиру Афродиты.
– Может, она решила отправиться туда без тебя?
– С какой стати? Мы договорились… А впрочем, не знаю.
– Ты скоро будешь дома?
– Через три минуты, я уже подхожу к подъезду.
– Ладно, перезвони мне.
– Хорошо.
Когда Митрофан оторвал телефон от уха, Леха спросил:
– Ты чего так перепугался-то? Подумаешь, к телефону не
подходит…
– Ее нет в квартире.
– Ну и ладно. Вышел человек подышать, что, не имеет
права? Она же не пленница.
Голушко умом был полностью согласен с Лехой, но его сердце
категорически не хотело прислушиваться к голосу разума, оно ныло так сильно,
что было трудно дышать.
Марго в опасности, понял Митрофан. А сердце частым,
приносящим страдание, буханьем ответило: «Да-да-да».
Марго
Они сидела ни жива, ни мертва в углу шкафа. Дышала через
раз, не двигалась вовсе и даже не сглатывала накопившуюся во рту слюну. Дневной
свет, проникавший в ее убежище через распахнутую дверь, жег глаза через
прикрытые веки. Запахи – духов, кондиционера для белья, кожи – раздражали нос.
Волоски меха щекотали щеку. Но Марго терпела, она все еще надеялась, что ее не
заметят…
