– Но я так и не поняла, откуда у нее взялся ключ от
потайной двери?
– В ту ночь, когда Моцарта арестовали, он успел снять с
шеи цепочку и сунуть ее Афе, чтобы она отдала ее мне – на ней были нужные
ключи: от ячейки и от потайной двери (ящик с камнями он закопал в подземелье),
ведь теперь мне предстояло организовывать перевозку брюликов за рубеж.
– Афа сняла с ключей копии?
– Да.
Марго закусила губу, обдумывая услышанное, потом спросила:
– Когда вы приехали в квартиру Афы, чтоб ее убить, она
лежала в кровати, ждала Сашу?
– Обнаженная, безумно красивая… Волосы рассыпаны по
подушке, срам прикрыт шелковой простыней… Никогда она не была так прекрасна,
как в день своей смерти. Я вошла в прихожую – дверь была открыта – встала у
входа в ее спальню и долго-долго смотрела на нее. Мне было жаль убивать ее. Я
любила ее, несмотря ни на что, как некоторые матери любят своих
детей-преступников… – Мадам уставилась невидящими глазами в стену. –
Она почувствовала мой взгляд, подняла голову. Когда наши глаза встретились, Афа
поняла все… Она улыбнулась мне и сказала: «Я давно этого ждала. И я рада, что это
сделаешь именно ты». Я подошла, опустилась на колени рядом с кроватью,
зашептала: «Если ты поклянешься, что откажешься от своей задумки, я уйду,
ничего тебе не сделав…». Но она остановила меня словами: «Даже если я
поклянусь, то не сдержу слова, и ты это знаешь. Поэтому тебе лучше меня убить.
Только одна просьба… Вернее, последнее желание. Ведь все преступники имеют
право на последнее желание…». Я заверила ее, что сделаю все, о чем она
попросит. И она попросила: «Сделай это красиво. Я хочу даже в смерти быть
прекрасной». Затем она рассыпала по подушке волосы, вытянула руки вдоль
туловища, закрыла глаза, и, улыбнувшись, мотнула головой, как бы говоря «я
готова». Я выстрелила ей в сердце… Чтобы не испортить ее прекрасную грудь,
взяла чуть выше и чуть ниже… – Мадам судорожно вздохнула. – Я сдержала
обещание – сделала Афродиту прекрасной даже в смерти…
Она замолчала, Марго тоже не произносила ни слова. А когда
тишина стала давить на уши, Мадам хрипло произнесла:
– Теперь ты знаешь все…
– Поэтому вы должны убить меня?
Мадам подняла на нее удивленные глаза.
– Что ты такое говоришь, дурочка?
– Но я же свидетель… Единственный.
– Если хочешь меня уничтожить, я не буду тебя
останавливать. – Она кивнула на дверь. – Можешь хоть сейчас идти в
милицию.
– И вы не выстрелите мне в спину?
– Нет… Но я почему-то уверена, что ты никуда не
пойдешь… – Она с тоской посмотрела на Марго. – И правильно. Мне и так
недолго осталось.
– Что вы такое говорите? В каком смысле «недолго
осталось»?
– Я умираю… Так что до суда я, быть может доживу, но
положенного срока не отсижу однозначно.
– Вы больны? – все еще не понимала Марго.
– Да… Железобетонная Мадам Бовари, ненасытная Милашка
Зингер заканчивает свое земное существование…
– Но что с вами?
Мадам без слов взяла себя за челку, потянула вниз. Огненные
локоны сползли с головы, а под ними обнаружился короткий седой ежик.
– У меня рак матки. Последняя стадия. Химия не помогла,
но отсрочила смерть… Я должна была скопытиться полгода назад. – Она
отбросила парик в сторону. – Все это время я жила ради вас, ради
«Экзотика», но теперь могу умереть вместе со своим детищем…
– Но вы едете в Кисловодск лечиться, ведь так? Вам там
помогут?
– Я буду принимать ванны, грязевые и минеральные, чтобы
облегчить боли. С той ночи, как я убила Афу, они стали появляться все чаще… Так
что мы скоро встретимся с ней… в аду. – Она взъерошила свои короткие
волосы, улыбнулась и подмигнула Марго. – Но мы и там не пропадем! А теперь
уходи, пожалуйста, меня тошнит, а я не хочу блевать при тебе…
Базиль
Потрясая двумя двухкилограммовыми лещами, Базиль влетел в
квартиру.
– Митя, Марго, где вы? – Он снял с ног кроссовки,
кинулся в кухню. – Я притащил таких красавцев! – Базиль бросил лещей
в мойку. – Вам придется кидать жребий: кто будет их чистить! Эй! Где вы?
Ему никто не ответил. Ушли, что ли? Прогуляться решили или в
кино сходить… Ну что ж, дело молодое. Пусть гуляют, а лещами он займется сам.
Базиль прошел в комнату, чтобы раздеться, и с удивлением
обнаружил на своей кровати Митрофана. Сын лежал с закрытыми глазами, но не спал
– это было ясно по дыханию.
– Ты чего тут разлегся?
Тот не ответил, только открыл глаза и как-то потерянно
посмотрел.
– А где Марго?
– Ушла, – ответил Митрофан, закрывая глаза.
– Надолго?
– Насовсем.
Базиль присел на кровать рядом с сыном, тряхнул его за
плечо.
– Объясни толком, а не бубни, я ничего не понял… Ну!
– Она ушла, папа, что тут непонятного?
– Куда? Зачем?
– У нее поезд вечером. Она уезжает. В Чебоксары, что
ли… – Митя еще плотнее смежил веки. – Собрала вещи и ушла…
– И ты ее отпустил? – гневно рявкнул Базиль.
– Она не давала подписки о невыезде. Я не мог ее
задерживать.
– Какой же ты дурак, Митька! При чем тут подписка! Ты
не должен был ее отпускать, потому что любишь ее!
– Что? – Митрофан открыл глаза и заморгал. –
Что ты сказал?
– Что слышал! – Базиль ткнул его кулаком в
предплечье. – Она собирается ноги себе ломать! А все затем, чтобы считать
себя полноценной женщиной! Но ведь ты любишь ее и такой. Тебе не красота ее
нужна, а душа! Чтобы быть настоящей женщиной, необязательно иметь пропорциональные
ноги, ведь так?
– Так.
– Вот это ты и должен был ей сказать!
– Ничего я не должен. – Митрофан повернулся к отцу
спиной. – И я ее не люблю.
– Ври, ври себе. Только меня не обманешь! Я же вижу,
как ты на нее смотришь. Так ты даже на свою Сонечку никогда не смотрел, а она
женой тебе была! У тебя и сейчас глаза влюбленного мужчина! Только брошенного.
– Даже если ты и прав, это ничего не меняет…
– Почему не меняет?
Митрофан резко повернулся и бросил зло:
– Потому что мы никогда не будем вместе!
– По какой причине?
– Она проститутка! Про-сти-тут-ка!
– Бывшая.
– Да какая разница! – заорал Митрофан. –
Шлюха была, шлюхой и останется!
– Неправда. Из проституток получаются отличные жены.
