Блэкуэлл был далеко, присматривая за Стивом Уинвудом во время первых американских гастролей Traffic
[221]. Я нашел его снежным ноябрьским утром в комнате гостиницы в Нортгемптоне, штат Массачусетс, далеко от центрального офиса его разраставшейся империи, за подсчетом мелких кассовых поступлений. Крис никогда не забывал историю с Милли Смолл и был полон решимости хорошо позаботиться о своем вундеркинде. Если он и понимал, что кроется за предложением, которое сделал мне Мо, то ни разу не подал вида. Нужно принять это предложение, говорил мне Крис, такой шанс бывает только раз в жизни. Ничего страшного, что он останется с находящейся в беспорядке «конюшней», каждый из артистов которой переживал критический момент в своей карьере. Страдающий от истощения физических и духовных сил на работе, запуганный все возрастающей громадой счетов, я был не в состоянии трезво оценить ситуацию. Приверженность The Incredible String Band сайентологии и их отказ слушать мои советы, споры с Сэнди, все возрастающее упрямство Fairport Convention, минималистическая концепция, которую Ник избрал для своего следующего альбома — все вместе создавало у меня ощущение, что, возможно, всем будет лучше, если я отойду в сторону. И единственным надежным способом свести баланс бухгалтерских книг Witchseason будет продать компанию фирме Island. По крайней мере в этом случае я мог быть уверен, что все мои артисты будут получать зарплату.
Я полетел в Бербанк, чтобы встретиться с Тедом Эшли и Джоном Колли, возглавлявшими компанию по производству фильмов. Я был ослеплен студией и богатыми возможностями, казалось, открывавшимися передо мною. Я впадал в эйфорию при мысли о том, как буду заказывать музыку к кинофильмам Джону Кейлу и привлекать к написанию заглавных песен Ника Я покончил с пластинками; настало время переходить к более крупной игре на большей игровой площадке. Контракт со Стигом Андерсоном лежал на моем столе неподписанным: ведь Island Music купят мою издательскую компанию, а у них есть свои собственные связи в Скандинавии. Чего стоили несколько песен каких-то шведских авторов, которые еще, может быть, никогда и не будут написаны, в сравнении с новым миром, манящим из Калифорнии?
Вернувшись в Лондон, я начал приходить в Sound Techniques каждое утро в десять и уходить оттуда после полуночи. Раскол в рядах Fairport Convention оставил после себя еще одну группу, которую мне нужно было продюсировать. В то же самое время удивительная плодовитость на песни Майка Херона вылилась в сольный альбом, который оказалось возможным записать с участием Джона Кейла, Пита Таунсенда, Джимми Пейджа, Стива Уинвуда и Дуду Пуквана Кроме того, были две новые женщины: я не только взялся за Нико, но занялся еще одной певицей. Я проявлял к ней интерес уже в 1966-м, и вот неожиданно она появилась снова.
В начале моего года на фирме Elektra я присутствовал на поэтических чтениях в старом Институте современного искусства на Доувер-стрит. Состав выступавших декламаторов был разбавлен певицами, и одна меня заинтриговала Ее голос был слабым и нежным, но чем тише она пела, тем более внимательно слушала публика Она исчезла до того, как я смог с ней поговорить, а когда я наконец разыскал Вашти Баньян, оказалось, что она только что подписала контракт с фирмой Эндрю Олдэма Immediate в качестве «новой Марианны Фейтфул».
Записи Олдэма оказались перепродюсированными и провальными, поэтому Вашти отправилась на север в фургоне, запряженном лошадьми. Вместе с ней поехал мужчина, которого она и ее предыдущий бойфренд подобрали однажды ночью, когда тот путешествовал автостопом. Она снова начала писать песни и вспомнила мой интерес четырехлетней давности. Я посетил их «на зимних квартирах» где-то недалеко от Ланкастера и в очередной раз был очарован ею и ее музыкой. Новый сверхдеревенский образ жизни и приближающееся материнство делали Вашти с коммерческой точки зрения артистом даже более сложным, чем Ник Дрейк.
Но я не мог представить себе, что скажу ей «нет». Включая новый состав Криса МакГрегора, Джона и Беверли Мартин, а также группу Dr Strangely Strange — причудливый ответ Ирландии на ISB, объем моей продюсерской работы достиг шестнадцати альбомов. И все их нужно было свести, а также сделать мастеры до моего январского отъезда в Лос-Анджелес.
Однажды вечером в декабре, во время работы над вторым альбомом Fotheringay, я психанул после сорокового неудачного дубля «John the Gun». Мы с Сэнди вышли из студии и напились. Она спросила, останусь ли я, если она расформирует группу и запишет сольный альбом. Я сказал, что я сделаю перерыв в работе, чтобы его спродюсировать, и что если существует что-то, что соблазнило бы меня отвергнуть Warner Brothers, то это именно ее альбом. На следующее утро Сэнди позвонила, чтобы сообщить, что распустила Fotheringay, когда мы смогли бы начать работу над ее новой пластинкой? Я сказал, что должен буду обсудить это с Warner Brothers, как только туда попаду.
«Попадешь туда? Но ведь теперь же ты не едешь!». Я сказал ей, что если она распустила группу, думая, что я разорву подписанный договор, ей лучше собрать ее обратно без промедления. Сэнди ответила, что уже поздно — двое ее музыкантов этим утром подписали контракт на участие в долгосрочном турне Кэта Стивенса. Она так никогда и не простила мне этой ошибки в глагольных временах; но, по крайней мере, думал я, Сэнди не обанкротится, финансируя Fotheringay.
Существовал длинный список спорных вопросов, касающихся вхождения Witchseason в состав Island Records, которые требовали разрешения. Встреча была назначена на мой первый за целый месяц день, свободный от работы в студии. Вечером накануне встречи Сюзи Уотсон-Тейлор, Найджел Уэймут и я около полуночи попали в Baghdad House, заведение в Челси, управляемое загадочным иракцем и его рыжеволосой подругой-шотландкой. В этом полуподвале имелись альковы, идеальным образом приспособленные для неафишируемого курения различных субстанций и длинных «послеурочных» вечеров, полных вина, песен, флирта и тайных сговоров. Представители музыкального бизнеса и криминальных сообществ — часто люди абсолютно разные — обожали его.
Мы смотрели на безумно одетого скрипача, который играл и танцевал на середине комнаты, а потом пустил по кругу чашу с «горячим вином с пряностями и сахаром». Сюзи сморщила нос и отказалась. Мы с Найджелом отнеслись к содержимому чаши с недоверием, но оба сделали по маленькому глотку, просто из вежливости. Вскоре мы все отправились домой спать.
Внезапно я очнулся ото сна — стены вокруг меня танцевали. Черт! Я поднял трубку телефона и позвонил Уэймуту. Его жена сказала мне, что да, у Найджела были галлюцинации, но она дала ему две таблетки мандракса, и сейчас он спит как ребенок. Я сказал ей, что буду у нее прямо сейчас, чтобы взять немного того же самого. Весь путь до квартиры Уэймута и обратно, составлявший менее километра, я вел машину со скоростью пятнадцать километров в час. Потом принял таблетки, отправился в постель и пытался читать, чтобы увести свой разум от галлюцинаций. Важная встреча начиналась на следующее утро в десять часов.
