Кровавая битва длилась 7 часов. Несмотря на большие потери, Сапега отступил к Троице в полном порядке. Военное значение победы Скопина было небольшим, политическое — громадным.
ОСВОБОДИТЕЛЬ МОСКВЫ
Слух о победе князя у Калязина монастыря облетел всю страну. Противники Лжедмитрия II ликовали. Говорили о разгроме неприятеля, хотя военное положение изменилось мало. Только в сентябре воеводы Головин и Валуев с наемниками Зомме внезапным ночным штурмом взяли Переяславль — первый город на пути к Москве. Скопин-Шуйский медлил, не решаясь выступить без Делагарди. Генерал всеми силами спешил на помощь, но смог привести под Калязин всего 2 тыс. солдат.
6 октября 1609 г. Михаил Васильевич вошёл в Переяславль. Через три дня Головин, Валуев и полковник Иоганн Мир выбили воинов Сапеги из Александровой слободы. Путь на столицу был открыт. Воевода послал в голодающий город обозы с запасами. Но сам почти три месяца простоял в Александровой слободе, где к его подходу был возведен укрепленный лагерь.
Сюда, в слободу, приехали к воеводе по трудным военным дорогам жена и мать. Михаил Васильевич пытался утешить супругу, потерявшую во время разлуки с ним первенца. Мать, которая но привычке вела за князя все дела, убеждала сына не вести войско к столице. Царь и окружавшие трон бояре казались ей ядовитым клубком змей. Боярыня Елена Петровна боялась за жизнь сына. Она не хотела потерять его так же, как потеряла отравленного при дворе мужа. Князь понимал опасность, которую таит для него полный зависти и интриг московский двор. Он боялся Москвы, но считал необходимым её освободить.
Политические обстоятельства требовали спешить. Польский король собрал армию и вторгся в Россию. Он осадил Смоленск, часть гарнизона которого ушла на помощь Скопину. Сигизмунд III объявлял, что Россия ввергнута в гибельную смуту незаконными правителями, захватившими власть насилием и обманом, и обещал спасти гибнущее братское государство от самоистребления.
Войска и граждане Смоленска, возглавляемые Михаилом Борисовичем Шейным, сожгли посады и сели в крепости насмерть. Осаждённые не верили ни Шуйскому, ни Лжедмитрию. Они решили сражаться под знаменем царя Василия потому, что не ждали пощады от старинных врагов-ляхов.
Войско Скопина-Шуйского не было таким стойким, как смоленцы, защищавшие свои семьи. Поэтому молодой воевода не поддался порыву ринуться к близкой уже Москве. Он сберегал армию. Надежда на нее поддерживала мечту народа избавиться от тушинцев и интервентов. Армия была дороже страдавших от войны городов и сёл.
Михаил Васильевич продолжал настойчиво собирать по стране средства и учить войска. Его грамоты читались во всех освобождённых городах и сёлах страны. Деньги и соболей везли к нему даже из Перми. Огромные суммы собрали «на наём ратных людей» монастыри. Давали не жалея, кто сколько мог.
Михайло-Архангельский монастырь в Великом Устюге собрал больше 2600 руб., Соловецкий на Белом море — 3159 руб. Монахи самой бедной обители прислали «150 ефимков без четверти ефимка да ложку серебряную». Помимо пожертвований из монастырской казны, братья отдавали Скопину личные деньги, снимали с себя шубы, переплавляли серебряную посуду. Их примеру следовали воеводы, дворяне, купцы, граждане и крестьяне. Средства, вначале скудные, осенью потекли в армию рекой.
Князь шаг за шагом расширял подвластную ему территорию. Он усиливал гарнизоны в одних городах, занимал другие, сжигал те, которые не мог удержать. Отряды Скопипа прорывались в осажденный Троице-Сергиев монастырь, окапывались на важнейших дорогах, угрожали неприятелям с разных сторон.
Раздосадованный Сапега объединился с тушинским гетманом Романом Ружинским. Тот привёл ему на подмогу несколько хоругвей гусар. 28 октября 1609 г. они атаковали Скопина под Александровой слободой. Конница князя была молниеносно опрокинута гусарами, сбита с поля и «потоптана», но укрылась за пехотой, защищенной надолбами. Дальше произошло то, что спланировал московский воевода.
Сапега и Ружинский не смогли командовать своевольной шляхтой. Паны на лихих конях раз за разом бросались на рогатки и надолбы. Ратники князя истребляли их огнём из-за укрытий. Скопин «все полки свои умно и быстро расставил, везде за полками сам наблюдал и сам огромную свою силу и мудрую храбрость показал, впереди полков выступая». Конники князя преследовали и рубили неприятеля, отбитого от укреплений огнём. Когда новые отряды тушинцев бросались в бой, русские конники отступали за надолбы. «И был бой жестокий и сеча злая у государевых людей с поляками, и бились долго».
Терпя поражение за поражением, нападавшие, как и ожидал князь, сломались: «ужаснулись и устрашились, затрепетали и пали, и побежали, и словно дым исчезли. И с того времени охватил все польские и литовские полки страх и ужас», — писал современник.
Сторонники Лжедмитрия частью ушли с Сапегой под осажденную Троицу, частью бежали с Рожинским в Тушино, частью рассыпались по стране. Не осилив главный лагерь Скопина-Шуйского, они терпели такие же неудачи в боях с отрядами Михаила Васильевича, неизменно окапывавшимися в занятых ими пунктах.
В начале ноября полк пана Микулинского был отбит от укрепленных сёл Константинове и Заболотье. Паны Вребский и Вилямовский потерпели поражение в бою за село Низиново. Крупные силы Сапеги дважды безрезультатно штурмовали лагерь воеводы Семена Головина в селе Ботово близ Троицы.
Тем временем Михаил Васильевич посылал новые отряды на Ростов и Кашин, Бежецкий Верх и Старицу, Ржев и Белую. Картина везде была одна и та же. Воины Скопина-Шуйского расстреливали нападавших из «острожков», затем конница добивала отступающих. Неприятель чувствовал себя всё более и более связанным. Он попал в паутину полевых крепостей, из которых ему всюду наносили удары.
«Скопин очень теснил наших построением укреплений, — признал гетман Станислав Жолкевский, — отрезал им привоз съестных припасов, в особенности тем, кто стоял с Сапегой под Троицей. Прикрываемый укреплениями, Скопин отражал их, избегая сражения, и стеснял их этими укреплениями. В поле наши были им страшны, за этими же укреплениями, с которыми наши не знали что делать, москвитяне были совершенно безопасны, делая беспрестанно из них вылазки, не давали нашим никуда выходить». Другой поляк с грустью писал, что полевые укрепления войск Скопина были наступательным средством — опорными пунктами наподобие тех, что принц Оранский блестяще применил в Нидерландах.
Оба поляка думали, что «успешный фортель» московского воеводы был заимствован у западных наемников. Действительно, затея с полевыми укреплениями у Скопина-Шуйского сильно напоминала военные хитрости Морица Оранского. Но она оказалась успешной потому, что опиралась на богатые русские традиции.
Засеки, рогатки, рвы и валы с острогами, укрепления из телег — гуляй-города — издавна использовались на Руси. Особые условия гражданской войны лишь выдвинули эти «хитрости» и «снасти» на первый план. Скопин-Шуйский слушал советы наёмников, но активно применял русский опыт. Например, рогатки — полевые заграждения из жердей с железными остриями. Пехоты носила с собой лишь острия, вырубая для них жерди на месте. Рогатки сооружались подчас прямо в бою и заменяли пикинёров. Сокращая их число, князь увеличивал количество стрелков.
