Из этого уточнения следует, что важные решения царствования Людовика XIII — все или почти все — были (или могли быть) продуктом коллективного творчества, а не королевской прихотью или кардинальским стремлением. Но при освещении деятельности правителя или главного министра, или их совместной деятельности как-то забываются очевидные истины. Например, то, что «становление французской дипломатии во времена Людовика XIII было делом нескольких министров. Хотя доминирующая роль принадлежала Ришелье, Бульон, Бутилье, Сюбле де Нуайе, отец Жозеф и позднее Мазарини также оказывали свое влияние» (Орест Ранум). А во внутренних делах не следует забывать вклад Шавиньи и тем более Сегье.
Эти люди были разного происхождения и разных способностей. Это можно сказать и о других воспитанниках кардинала — поскольку понятие умного и преданного сотрудничества, полного согласия, симбиоза связано с выходом за управленческие и административные рамки. Свою лепту внесло духовенство: отец Жозеф, капуцин; отец Карре, доминиканец; духовник Мейлан, иезуит. Не отставала и армия Его Величества: командор Амадор де Ла Порт; Сурди до своей несправедливой опалы; маршалы Брезе и Ла Мейлере. Дипломатия: барон де Шарнасе, Ботру де Серран. Судейство: Лаффема и Лобардемон. Вы найдете в этом списке даже одного принца крови: это Конде, усмиренный в 1619 году, подчинившийся Ришелье в 1629 году и связанный через брак герцога Энгиенского с племянницей министра-кардинала. Кроме того, следует упомянуть в этом списке — не решаюсь назвать его «почетным» — множество офицеров Его Высокопреосвященства: Каюзака, Бискара, Кавуа (по военной части), Дени Шарпантье (по гражданской). Наконец, не будем забывать художников, отобранных Ришелье и покоренных его харизмой
[106]; и особенно литераторов, которых заставляли плясать под дудку кардинала-мецената комплименты, вознаграждения, пенсии, а позднее академические амбиции: Силона, Жана Сирмона, Ла Менардье, аббата д’Обиньяка и аббата де Буаробера, Жоржа де Скюдери, Демаре де Сен-Сорлена и других.
По правде говоря, интересный и малоизученный вопрос о воспитанниках великого человека может иметь множество ответов. Какие рекомендации требовались, чтобы сторонник кардинала мог получить статус воспитанника? Приведенный нами список мог бы содержать и другие имена. Например: кардинала де Лавалетта (он был скорее другом), Теофраста Ренодо, Мишеля Ле Телье, Ги дю Шатле, Ля Мотта Ле Вайе, Ле Клерка дю Трамбле (брата «Серого преосвященства»). В стороне остались сотни профессионалов и любителей, исполнявших туманные, но необходимые обязанности шпионов и осведомителей того «Ришелье, который был самым осведомленным министром на свете» (Ре).
Как становились воспитанниками этого требовательного мэтра? Впрочем, не стоит задавать этот вопрос — конечно, он выбирал их сам
[107] и выбирал не первых встречных. Он никогда не спешил; к тому же у него не было недостатка в кандидатах.
Кардинал не привлекал неизвестных людей, даже с превосходной репутацией. Особенно он не любил хлыщей, предпочитая одаривать своим доверием людей опытных. После капитуляции Ла-Рошели (1628) граф де Ножан (Ботрю) и шевалье де Мессиньяк предложили ему услуги шевалье де Мере (Гомбо). Это был дворянин из Пуатье, воспитанный иезуитами, будущий теоретик «благородного мужа». Ришелье внимательно выслушал их, но, не видя просителя, сказал: «Все, что вы рассказали мне об этом молодом человеке, хорошо, но молодые люди мне подозрительны». Разумеется, он не отдавал предпочтения старикам, за исключением определенных персонажей, ему нравились люди зрелые, верно служившие своему начальнику или предыдущему патрону и решившиеся предать всего лишь раз в жизни: в день, когда они оставили своего начальника или патрона, чтобы принести свое усердие и талант на службу кардиналу.
Но почему так стремились попасть в этот клуб кардинальских воспитанников? Александр Дюма вбил нам в голову, что к Ришелье стремились, потому что он был всемогущим. С одной стороны, он внушал страх — даже король его побаивался — наличием у него преданных помощников (вроде Рошфора и Миледи), а с другой стороны, все знали или полагали, что знают, что он мог вознаградить своих новых рекрутов так же, как и испытанных слуг. Но эти доводы не являлись ни достаточными, ни даже первостепенными. Вы ничего не поймете ни в самом Ришелье, ни в обществе его времени, ни даже в правлении Людовика XIII, если забудете главное: Его Высокопреосвященство привлекал к себе, вербовал и возглавлял людей всех возрастов — предпочитавших риск осторожности, авантюру
[108] здравому смыслу, честолюбие одиночеству — с помощью невероятного обаяния. Это был мистический феномен, который мы обнаруживаем также у Наполеона и генерала де Голля.
Слово «безоговорочный» используется здесь не случайно. Когда в 1642 году министр-кардинал приказал своей страже и мушкетерам иметь при себе оружие даже в присутствии короля, никто не смутился, не слышно было ни малейшего ропота. Когда Шарнасе, дворянин, военный и дипломат, получил приказ арестовать де Ги де Корменена, своего коллегу, он исполнил его без малейших угрызений совести. У кардинала есть на это веские основания, подумал он — и так же думали они все.
Без наличия этих «воспитанников», усердных и лишенных сантиментов, без логики приказов, отданных означенным воспитанникам, невозможно было бы объяснить удачи и успехи министерства Ришелье, которое к тому же не являлось типичным министерством.
СЛУГА ДВУХ ГОСПОД?
— Берегитесь, господин д’Артаньян, ибо с той минуты, как вы лишитесь моего покровительства, никто не даст за вашу жизнь и гроша!
— Я постараюсь, монсеньор, — ответил д’Артаньян с благородной уверенностью.
Александр Дюма
Никто не может служить сразу двум господам.
Евангелие от Матфея (VI)
Самые верные следовали за министром-кардиналом если не бездумно, то по крайней мере без лишних вопросов. Таков случай полушута Буаробера и сильных личностей, таких как отец Жозеф или Мазарини. Главным требованием осторожного Ришелье к своим воспитанникам являлась двойная преданность — королю и кардиналу. Он опирался на эту формулу, одновременно почтительную (суверен стоит на первом месте) и двойственную (поскольку правитель и прелат едины, служить второму значит оказывать почтение и помощь первому).
Однако было несколько человек, из фанатизма или глубинных чувств отказавшихся от принципа двойной преданности. Фанатики делали ставку на Ришелье; люди чувствительные — на Людовика Справедливого. При дворе, в армии, в Париже и провинции можно было заметить или догадаться о разделении лагеря верных. В эпоху Контрреформации любой христианин был знаком с выражением:
