– За объездным шоссе Роуз-Бей. Семейная пара владеет сотней акров земли, девочка брела по лугу, ее увидели из окна. Мужчина сказал, она шла с запада – как раз там находится то самое поле, где вы нашли Бриттани и Лорен.
Томас остановил машину на больничной парковке. Эвелин вышла и захлопнула дверцу.
– Далеко?
– Примерно в миле.
– Возможно, там есть и другие подземные камеры, о которых нам пока не известно.
Томас уже шагал ко входу в приемный покой.
– Вы же знаете, сколько в округе пустующих земель, Эвелин. Мы продолжаем обыскивать территорию, но пока приоритетом были та яма, где держали Лорен, и могилы.
Он придержал дверь для Эвелин, она вошла в больницу, и в ноздри сразу ударил запах антисептиков и лекарств, напомнив о тех временах, когда она навещала бабушку после инсульта. Теперь Эвелин уже не могла бывать в больницах без этих воспоминаний, и снова возникал страх, который переполнял ее тогда, – страх потерять бабушку через два года после смерти дедушки, страх остаться одной в целом мире.
– Мне казалось, мы нашли все, что нужно, – сказал Томас, отвлекая ее от неприятных мыслей. – Три тела, захороненные очень давно, а также Лорен и Бриттани. Прошлой ночью нам больше нечего было искать, поэтому о существовании других подземных камер никто не задумывался.
– Но работа на том поле еще продолжается?
– Конечно. Когда сегодня утром пропала Мэнди, там были полицейские, так что похититель не мог привести ее именно на тот участок. Но поле занимает сотни акров. Вполне возможно, что девочку держали на другом краю.
К ним подошла дежурная медсестра:
– Я провожу вас к палате, шеф Ламар.
– Как Мэнди себя чувствует? – спросила Эвелин.
– Ее привезли совсем недавно, и родители только что приехали. Сейчас девочку осматривает врач, вам нужно подождать. Но пока могу сказать, что у нее сильнейший психологический шок.
Томас вздохнул:
– Она молчит?
– Пока да.
Медсестра отвела их по длинному белоснежному коридору в другой приемный покой и пообещала, что врач скоро подойдет.
– А Лорен? Как у нее дела? – спросила Эвелин у шефа полиции, опускаясь на ближайшее кресло.
Томас сел рядом.
– Не сказала ни единого слова. Пару раз кивнула и помотала головой, когда ей задавали вопросы, но это все.
– Ей показали фотографии подозреваемых?
– Черт возьми, Эвелин, девочка до смерти напугана! Ей сейчас нельзя показывать фотографии, да и родители нам этого не позволят.
Он снова вздохнул, и Эвелин заметила у него на лбу глубокие морщины, которых не было четыре дня назад, когда она приехала в Роуз-Бей.
– Не знаю, что похититель сделал с Лорен, но, как я сказал, она до сих пор не произнесла ни слова. Девочка все еще здесь, в больнице, хотя физически она в полном порядке. Просто боится возвращаться домой. У ее палаты дежурят полицейские, и до тех пор, пока мы не поймаем ублюдка, патруль будет оставаться возле ее дома. Врачи согласились подержать Лорен здесь еще сутки, но потом придется отправить ее домой. – Он сгорбился в кресле, поставив локти на колени и уперев в ладони подбородок. – Я думал – разошлем ориентировку на Дарнела Конвея, арестуем его, и все закончится… Вы уверены, что он не Массовик-затейник?
– На девяносто девять процентов.
– Черт… Ладно. Так, значит, сейчас наш главный подозреваемый – Фрэнк? Думаете, Мэнди удалось сбежать, потому что мы держали его в участке?
– Возможно, именно поэтому, – пожала плечами Эвелин.
– Вы знаете, как мыслят преступники. Что он предпримет дальше, теперь, когда Мэнди у нас? Если вы, Грэг или Карли не придумаете, как найти доказательства, придется их обоих отпустить – и Фрэнка, и Уолтера Уиггинса. Пока у нас нет ничего, кроме подозрений и вашего чутья. А когда я их отпущу – исчезнет еще одна девочка, да?
Вопрос остался без ответа, потому что в этот момент вошли медсестра и врач, казавшийся очень усталым и измученным.
Томас и Эвелин встали с кресел.
– Итак?
– Признаки сексуального насилия отсутствуют, – сообщил врач. – Есть несколько ссадин: девочка, видимо, падала на бегу. Это все. – Он закрыл медицинскую карту. – В физическом плане она здорова, однако перенесла тяжелую психологическую травму. С тех пор как ее привезли, Мэнди молчит. Не разговаривает даже с родителями.
– Можно нам ее навестить? – спросил Томас.
Врач кивнул:
– Только постарайтесь ее не волновать. – И указал на дверь палаты в начале коридора.
– Идем, Эвелин, – позвал Томас.
Для пятерых людей в палате было тесно. По обеим сторонам от Мэнди стояли родители, а девочка казалась совсем крошечной и потерянной на большой кровати для взрослых. На Мэнди была больничная одежда, и она крепко обнимала новенького синего медвежонка, наверное купленного в холле, – у него на рубашечке было написано «Ты скоро поправишься!».
Отец Мэнди, высокий, полный мужчина с мешками под глазами, с трудом оторвал взгляд от дочери и повернулся к вошедшим:
– Она не хотела выпускать из рук старого плюшевого мишку, так что мы купили ей другого в магазине подарков внизу, – тихо сказал он.
Мать, миниатюрная блондинка с заплаканными глазами, крепко держала девочку за руку, как будто твердо решила никогда ее не отпускать.
– У Мэнди был плюшевый мишка, когда ее нашли? – спросила Эвелин.
– Да. Врачи его забрали вместе с одеждой и передали полицейским, – вздохнул отец. – Сказали, нужно провести анализ, там могут быть улики.
Томас положил ладонь ему на плечо:
– Правильно, следы ДНК, волокна ткани или что-нибудь еще. Джим, мы хотим показать Мэнди несколько фотографий. Не возражаете?
Джим взглянул на жену. Ее губы дрожали, но она кивнула.
– Хорошо, только мы останемся здесь, – сказал он.
– Конечно.
Эвелин присела на краешек кровати. Девочка была ужасно бледной, даже на фоне белоснежных простыней и стен палаты. Она казалась очень хрупкой, огромные глаза лихорадочно блестели. Ее похитили всего семь с половиной часов назад, но Мэнди выглядела так, будто провела в разлуке с родителями несколько месяцев.
У Эвелин заныло сердце. Все-таки Мэнди повезло. По сравнению с другими девочками ее психологическая травма, вероятно, не так глубока.
Она постаралась ободряюще улыбнуться:
– Привет, Мэнди. Меня зовут Эвелин, я из ФБР. Ты знаешь, что такое ФБР?
Девочка никак не отреагировала на вопрос – просто смотрела на Эвелин широко распахнутыми, настороженными глазами.
– Она знает, – сказала миссис Толанд.
