«М-да, классика жанра. Вечные ценности, так сказать. Вспомните, как сами на действительной службе два сарая оставили без железной крыши, когда вам сержант вот так же велел к утру родить двадцать лопат для чистки снега, при том, что в каптерке имелось только пять штук. Надо усилить охрану всего ценного, что можно оторвать и приспособить для письма, а то они и у девок подолы рубах обкорнают до полного неприличия…»
Наставники, не догадывавшиеся о том, что данная проблема в будущем не минует и их, прятали ухмылки и смотрели на перепалку отроков снисходительно.
«А вот фиг вы угадали, господа наставники – и вам осваивать придется… Приказать не могу, ну так сами поймете, никуда не денетесь. И вообще надо развивать как у младшего, так и у старшего командного состава навыки письменного анализа своих действий. Конечно, эксплуатационные свойства бересты не позволят сохранить все смысловые оттенки старой доброй поговорки про «больше бумаг – чище задница», но стремиться к этому будем…
Впрочем, это всё потом. Сейчас другая поговорка для вас актуальнее: про грудь в крестах или голову в кустах».
На этом, выбросив из головы посторонние мысли, Мишка остановил увлекательный диспут поручиков о тонкостях добывания их бойцами канцелярских принадлежностей из воздуха и открыл совет.
– Что ж, господа, приступим. Начну с описания того, что мы на данный момент имеем… – будничным, немного скучным голосом проговорил он, опускаясь на свое место за столом и понимая, что сейчас если не огорошит большинство присутствующих, то уж озадачит наверняка.
– Во-первых, в холопском бунте, о котором все, на тот момент отсутствовавшие, уже слышали, оказались замешаны семьи трех наших отроков из четвертого десятка урядника Климента – Константина, Серафима и Феодосия. Воевода Кирилл Агеевич требует их выдачи для суда в Ратном, – Мишка остановил взглядом возмущенно дернувшегося Дмитрия. – Воевода в своем праве. И, хотя свое слово он ещё не сказал, я знаю о его решении достоверно. Но Младшая стража своих не выдает. Что с семьями отроков – пока не известно, надеюсь, живы. На то, что боярин передумает и от своего намерения откажется, надеяться нам не следует, но пока слово его не сказано, у нас есть ещё время что-то предпринять. Потому что когда он его скажет, а мы не подчинимся, это будет бунт против воеводы… – Мишка обвёл глазами построжевщих и нахмурившихся при этих словах наставников и, чуть помедлив, продолжил: – Наставникам, а тем паче своим старшим родичам я приказывать никак не могу, а и мог бы, в таком деле не стал бы. Но полагаюсь на их мудрость и жизненный опыт и прошу о посредничестве и совете, чтобы избежать кровопролития в лисовиновском роду. Да и сотня с Младшей стражей в бою породнилась, Ратное для нас – свое, и мы ему не чужие. И негоже нам друг против друга железо поднимать. Не хочу даже думать, что такой грех придется на душу брать. Это наша первая забота, но не единственная.
Во-вторых, на землях за болотом вовсю идет раздор между ближниками тамошнего боярина, который давно уже пребывает в отъезде. У нас в крепости находится их боярич, вы все его уже знаете – Тимофей. Нам он теперь родня, а наставнику Макару – крестник и приёмный сын. По возвращении боярина Журавля мы будем заключать с ним договор о том, чтоб он признал над собой воеводу Корнея и пришёл под руку туровского князя. Ему это выгодно, ибо тогда и боярство его подтвердится, и промеж нас вражды не останется.
Не по закону и не по совести допустить, чтобы власть боярская была свергнута обманом и предательством. Не прав боярин в чём-то, виноват ли перед богом и людьми – про то разбираться надо княжьему суду, а не самовольно расправу творить. На наших землях того допустить никак невозможно. Так что теперь и это – забота рода лисовиновского и воеводы Погорынского.
И, наконец, в-третьих. Через два дня к нам из-за болота прибудут семьи воинов. Тех, которые держат руку своих бояр и намерены не допустить полного разорения земель, а с нами хотят породниться. Их начальный человек с Макаром сговорился о женитьбе детей, прислал к нам своего сына и попросил определить его на учебу в Академию. Так как Макар наставник, то его родича примем без платы, но отрока надо крестить, отец его на это согласие дал. Я уже распорядился приписать его к десятку разведчиков и поселить с ними же, в казарме. Окрестим, как только до нас доберется новый священник, который прибыл в Ратное с обозом.
Мишка посмотрел на мать:
– А вот беженцев встретить надо будет уже тебе, матушка, как положено, разместить и оказать помощь.
Анна молча кивнула.
– Ну, что скажете, господа совет? – Мишка обвел взглядом напряженные лица своих ближников и наставников, отметил, как коротко переглянулись мать с Ариной и неожиданно споткнулся о насмешливую Кузькину физиономию, резко контрастирующую с остальными. Двоюродный братец глядел с таким видом, как будто уже знал ответы на все вопросы и только хотел дождаться, пока и остальные догадаются.
– Говори, Кузьма, – предложил он. – Вижу, ты ответы на все вопросы знаешь.
– А чего тут говорить, Минь, – Кузька поднялся и тряхнул чубом. – С дедом… С боярином Корнеем нам сейчас воевать не с руки. Но и ему с нами – тоже. Боярин Федор, да и ратники Егора про то, что в Турове было и какова княжья воля, ему уже рассказали, небось. Ты верно решил – я только сейчас понял: не дал возможности Корнею Агеичу отдать нам приказ, потому и Илья в воротах застрял, так? Воевода за нами следом не послал никого. Значит, уже и сам это понял.
Поговорить с ним надо и по-хорошему решить согласием. За троих отроков Младшую стражу положить, тем более, если виноваты их родные и кровь на них есть… Оно того стоит? Потому как у прочих тоже родня – вон, тетка Дарена погибла, и ещё Лисовины. И среди ратнинских есть убитые – из родни наших же отроков. Они тоже им кровники. Если бы вчера да при всех заставили Младшую стражу разоружиться и своих сдать – тогда хоть распускай отроков да коров пасти отправляйся. А так… Отдадим их, остальным разъясним – и по закону это. А тогда и со всем остальным проще разбираться будет.
«Про Игру они сейчас, разумеется, и не вспомнят – эмоции через край прут. Ничего, пусть выговорятся, потом и теорию подтянем к решению проблемы».
– Обозник! – Дмитрий не сделал даже попытки встать и голоса не повысил, но сказал – словно плюнул.
– Что?! Это ты про кого?! – Кузька было рванулся в сторону старшины, но тяжелая рука Немого, оказавшегося у него за спиной так стремительно, что Мишка не заметил, как он это проделал, припечатала парня к скамье. Глядел при этом Андрей на Дмитрия. Да так, что тот, казалось, вот-вот сам сползет под стол – взгляд у наставника был не менее тяжел, чем рука. Впрочем, убедившись, что порядок восстановлен, Немой не спеша вернулся на свое место и кивнул Мишке, мол, продолжай.
– Кузьма, у тебя все? – подчеркнуто спокойно спросил Мишка.
– Не все! – запальчиво вскинулся братец. – Не на казнь отдать, а на суд… Они головой за родню не отвечают, да и вышли из своих родов. Теперь Младшая стража их семья, ты сам говорил, а значит, и отвечать не за что. А за родню их… Мы поручимся, если надо – виру можно заплатить из добычи, там и их доля есть. Про это с сотником сразу и условиться – Корней Агеич не дурнее нашего, и сам поймет, что нельзя их смерти предавать – остальные потом верить не будут, а нам всем ещё воевать предстоит. Но и оставлять их нельзя… Теперь все. Если кто может что лучше предложить – пусть предлагает… – он покосился на играющего желваками Дмитрия. – Или лучше всю Младшую стражу дуром положить?
