– Да, деда, и впрямь, дядюшка мне родич кровный, – не глядя на Никешу, проговорил Мишка. – Только думает он, как купец, а не как боярин. Потому князь нам его и отдал: поглядеть, что и как мы решим, и можно ли с нами дело иметь. Или в самом деле послать на убой – сколько-то на порогах продержимся, а потом и не жалко. Или все-таки удастся мне дожить до свадьбы с боярышней, а сотне возродить свою былую силу и сделать дело.
– Ты чего задумал, Михайла? – Корней через плечо обернулся на родича. – Никеша, жив ещё? – и махнул рукой ратникам. – Ну-ка, давайте его сюда! – и, дождавшись, пока Никифора подтащили на середину избы и, как куль с мукой, водрузили на заботливо пододвинутую Арсением скамью, уставился в упор на внука:
– Ну, говори…
– Ведь дядюшка как лучше хотел, – криво усмехнулся Мишка. – Ну, как он это сам понимал, – покосился он на Никешу и, не дождавшись ответа, пожал плечами. – Он купец и думал за род, но как купцу думать положено. Не умеет он иначе. А то, что для нас это смотрится предательством, только тут, похоже, понял. Ведь понял, дядюшка?
Никифор, получив отсрочку от неминуемой смерти, которую уже ощутил и даже пощупал, никак не мог собрать мысли в кучку и только кивнул.
– Это с него вины не снимает, – дернул искалеченной бровью Мишка, – но как купец он все равно хорош и полезен. Вот пусть отныне и занимается своим купеческим делом. Когда ещё его сыновья в возраст войдут, а нам от него уже сейчас многое потребуется: поход – затея недешёвая. А про… «медвежью охоту» ни мы ему теперь забыть не позволим, ни князь.
Мишка насмешливо посмотрел на обалдело вытаращившегося на него Никифора. В каком бы шоке он перед этим не пребывал, но слова племянника оказали на него действие того самого клина, котором выбивают другой клин.
– Да, князь! Ведь именно князь тебя и сдал. Так я говорю, деда? Слову десятника Егора и без того бы поверили, но ведь боярин Федор это слово подтвердил? Так?
– Так, Михайла, – задумчиво отозвался вместо Корнея Аристарх. – Передал ему князь разговор с Никифором…
– Ага. Я так и подумал, – опять кивнул Мишка и снова насмешливо воззрился на дядюшку. – Потому и сдал, что прекрасно понял: полезный ему купец мыслить, как князь или хотя бы как боярин, не способен. Но с чего-то вдруг пытается. А главное, вообразил этот купец себя зачинателем своего собственного рода – Никифоровых. Князь в общем-то не против, да только зачем ему такой купец? Вот он сотне его и передал: или справимся и к делу пристроим, или прибьем. Отвечать-то нам за результат, а не за то, кого медведь в лесу задрал… Так что ошибся ты, дядюшка, в оценке своей нужности и в том, что в таких делах ты можешь решать наравне с князем. И жаловаться теперь бесполезно: во-первых, у князей и свои медведи в лесах не перевелись, а во-вторых, им это дело нужно. А потому теперь судьба туровского купца Никифора с сотней накрепко повязана. И с судьбой рода Лисовинов…
Мишка в упор уставился на Никешу и повторил ещё раз:
– Не Никифоровых, а Лисовинов. Дядюшка у меня не глупый, он же больше не перепутает, да?
Никеша сглотнул и затравленно огляделся: десятники серьёзно переглядывались друг с другом и с Аристархом. Егор ухмыльнулся, подмигнул Никеше, а дед кивнул:
– Не спутает теперь. Мы ему шкуру медвежью для памяти подарим, – и, в свою очередь, осмотрел десятников. – Слышали все? Князю сотня нужна! И сотня, и поход… И пойдём уже не так, как сто лет назад – табором с бабами и детьми. Чтобы успешно такое дело провернуть, нам нужно за спиной что-то иметь. Вот за спиной Ратное с Погорыньем и останется. И тут кому-то тоже придется на хозяйстве сесть. Кто там ворчал, что лучше синица в руках, чем журавль в жопе? Ты, Фома? Ну, так получишь ты свою синицу… Пимена тут недаром помянули. Он чего хотел? Торговлишкой и ремеслами заниматься? Ну вот, кто останется, тот и займется. Боярами станут все, кто хочет и может. Но кто рискнет и пойдет – получит МНОГО. А Никифор… – Корней покосился на родича. – Егор, будь другом, своди его в баню да к лекарке. У тебя, я слышал, баня знатная? Видишь, перепил вчера мой родственник на радостях за меня и племянника, и сейчас его ноги не держат – оглоблей в рожу получил. А нечего зевать… Очухается – мы с ним ещё поговорим.
* * *
– Скучаешь по своему учителю, Мишаня? Страстный человек был отец Михаил – по-своему страстный. Хоть христиане страсти грехом и почитают, но он всю свою страстность в веру обратил. Не ладили мы с ним, но через тебя и между нами связь тонкой ниточкой пролегла… Я ее всегда чуяла. А теперь словно оборвалось что-то. Вот бы он за тебя порадовался. Сам он смысл жизни видел в том, чтобы свою веру в мир нести, а теперь ты, любимый его ученик, в земли языческие отправишься для этого же… Это дорогого стоит – знать, что твое дело есть кому продолжить.
Мишка от такого пассажа едва не поперхнулся: от кого-кого, но от Великой волхвы не ожидал. Даже с учетом того номера, что она отмочила в прошлый свой приезд в крепость.
Сегодня Нинея встречала Мишку не как боярыня своего воеводу, а как добрая бабушка, соскучившаяся по любимому внуку. Подарок, что он ей поднес, приняла с истинно женским восхищением, прильнула щекой к мягкому меху, накинула на плечи, потом бережно сложила на коленях и так и держала при себе до конца разговора, словно не в силах с такой красотой расстаться. И начала разговор с того, что отца Михаила помянула добрым словом.
«Во мадам Петуховская дает! Неужто ее «бабушка Варвара» все-таки обломала? Ха, так, глядишь, и в монастырь подастся… Впрочем, хватит ерничать, сэр. Забыли, с кем дело имеете? Помните, что Егор сказал?»
В прошлый раз в крепости волхва долго не задержалась. Когда пир окончательно перешел в неофициальную часть, она тихонько выбралась из-за стола, остановила намеревавшихся было подняться вслед за ней женщин и, поймав Мишкин взгляд, поманила его к себе.
– Не обижайся сотник, но стара я стала для таких увеселений. Вы празднуйте, дело молодое, а я поеду. Вели найти моего возницу, он возле кухни ждет, пусть сани подает к крыльцу. А ты уж проводи старуху – тут и без тебя пока обойдутся.
– Непременно, боярыня, – поклонился Мишка. – Уж прости, что не получилось мне по твоему приказу явиться сегодня…
– Пустое, Мишаня, – ласково улыбнулась бабка. – Радость у воеводы – его надо было уважить, а мы с тобой ещё наговоримся. Ты ко мне послезавтра подъезжай, раз уж сегодня не сложилось.
Мишка под локоток довел бабку до саней, потом дошел до ворот и только там понял, отчего испытал облегчение, когда возок Великой волхвы скрылся за деревьями: от Нинеи исходила волна тревоги. Впервые за время их знакомства.
«Чем же так приложило баронессу Пивенскую? Неужели посещение часовни и молитва так подействовали, что от нее зашкаливает, как от силового трансформатора? Интересно, во что оно там преобразуется и на что направлено? Хотя к христианским обрядом у нее иммунитет должен был ещё в Турове выработаться, иначе тамошний монастырь давным-давно разнесло бы…»
