Я глянул на скатившиеся вниз последние песчинки и скомандовал:
— Залпом, огонь!..
Снопы огня в облаках белого дыма протянулись над водой, резкий грохот заглушил вопли буревестников. Я довольно кивнул и бросил вытянувшемуся рядом обер-боцману Андерсену:
— К раздаче винной порции и приему пищи — приступать. Мне сервируйте в каюте. И пригласите юнкера ван Брескенса с его эскюэ ко мне на обед. Хватит ему абордажников дрючить… Что? Травят за борт оные эскюэ? Тогда без них…
В каюте плюхнулся в свое кресло и прикрыл глаза. Запах кожи, стали и пороха, разбавленный ароматом арманьяка, с оттенком вездесущего трюмного смрада, острые оттенки моря — все это раньше умиротворяло, создавало ощущение домашнего уюта, а сейчас…
Давит что-то, и давит на сердце… вот только что — никак не могу понять. По своим крошкам соскучился? Не иначе, так… Но ничего…
— Мой господин без настроения? — Земфира приняла у меня меч, метнулась к комоду и вернулась уже со стопкой, полной арманьяка, и куском хлеба с паюсной икрой.
— Есть немного… — Я опрокинул в себя рюмку. — Ты сама как? Не мутит?
— Мой господин… — Сирийка присела в глубоком книксене, а потом рассмеялась и крутнулась в танцевальном па. — Мой господин, ваша недостойная рабыня родилась на корабле…
Я просто кивнул ей и, взяв с ломтя хлеба кусочек икры, забросил его в рот. Не мутит так не мутит, одной заботой меньше.
— Жан… — Сирийка примостилась на подлокотнике кресла и склонилась к моему уху. — Жан, а зачем ты заставил меня взять свои лучшие платья и драгоценности? Неужели возьмешь с собой на прием к какому-нибудь герцогу? А-а-а, я догадалась: ты просто хочешь всегда видеть меня красивой?
— Ты и без этих побрякушек красивая… — после паузы сказал я. Признаваться, что везу ее к отцу, отчего-то не хотелось. Но надо… — Скажи, моя ласточка, ты скучаешь по дому? По родным?
Сирийка скользнула мне на колени, прижалась к груди и прошептала:
— Иногда… по маме и отцу… Но когда ты со мной, все горести проходят… А почему ты спрашиваешь?
— Может так случиться, что ты скоро увидишься со своим отцом.
— Так ты… — Земфира отстранилась, в ее глазах блеснули слезы. — Ты везешь меня отдавать?..
Я покачал головой и прижал к себе девушку:
— Глупая ты… Сама решишь, отправляться с ним или нет. А я приму любой твой выбор…
— Правда? — Сирийка недоверчиво посмотрела на меня.
— Правда. И еще… Я хочу, чтобы ты поняла: ты достойна большего, чем имеешь со мной. Я никогда не смогу взять тебя в жены, никогда не смогу официально признать наших детей; мало того, может так случиться, что у меня появится жена — увы, даже помимо моего желания. Нам надо подумать, как быть… — И добавил, видя полные возмущения глаза сирийки: — И еще раз: я приму любой твой выбор…
— Ты не будешь меня принуждать? — Земфира заговорила после долгой паузы, во время которой проницательно смотрела мне в глаза.
— Нет.
— Хорошо, мой господин… — Сирийка улыбнулась. — Я верю тебе и поступлю по велению своего сердца. А что до всего остального тобой перечисленного… Знаешь… мне гораздо важнее твоя любовь. И большего не нужно…
Я поймал ее ладошку и прижал к своим губам. В голове мелькнула мысль, что, если сирийка все же решит отправиться со своим отцом, мне ее будет очень не хватать…
— Клятые размазни!!! — Дверь брякнула и, громко топая сапожищами, в каюту ворвался Тук. — Ну ничего, три шкуры спущу со стервецов…
— Не бурчи, братец, лучше присядь и налей себе… — Я показал глазами на флягу. — И вообще, ты о ком?
— Простите, сир… — Логан узрел Земфиру на моих коленях и сконфузился. — О ком же еще, об этих лоботрясах, конечно.
— Его милость ведет речь о своих оруженосцах, наверное. — Сирийка ловко плеснула арманьяка в стопку и подала Логану.
— Благодарю вас, прекрасная госпожа… — Скотт с поклоном принял рюмку, смешно зажмурил глаза и опрокинул ее содержимое в рот. — Уф… О них, стервецах… Позорят меня, ироды…
— Сир!!! — В каюту заполошно влетели близнецы. — Сир!!! В замке на донжоне спущен ваш флаг, а маяк подает какие-то сигналы. Мы сами видели в подозрительную трубку…
— Подзорную трубу… — машинально поправил я Луиджи, а потом вскочил с кресла и заорал: — Что?! Как «приспущен», мать вашу?!
После чего, уже догадываясь о причине своей непонятной тревоги, вылетел на палубу и уставился на замок. Что случилось с флагом — я так и не рассмотрел, но огонь на маяке действительно бился, словно в истерике. А мгновением позже на стенах замка появились маленькие клубки дыма.
— Сир… Палят из пушек: очевидно, хотят привлечь наше внимание… — тихо подсказал Тук. — Время у нас есть, можно…
— Веренвен, лево руля!.. — не дослушав, рявкнул я. — Да шевелитесь, мать вашу…
Что, черт возьми, могло случиться? Что? И Фен с Фиораванти два дня назад сорвались в Гуттен без объяснений… Не дай бог, что-нибудь с малышками или Матильдой — на кол посажу клятого жида…
Ледяные тиски тревоги не разжимались до самого причала. Да так и не разжались…
Не дожидаясь, пока шебека пришвартуется, я выскочил на причал и схватил за шиворот замершего на коленях рыбака:
— Что случилось? Какого хрена сигналы подавали? Говори…
Рыбак висел в моих руках, как тряпка, и молчал. Я крутнул головой и увидел неподалеку еще троих, тоже стоящих на коленях. Да что за хрень? Сознание наотрез отказывалось что-либо понимать.
— Где староста, мать твою? Где все?
Мужик, не поднимая голову, указал в сторону замка.
Луиджи и Пьетро, не дожидаясь команды, стали выпрягать лошаденку из телеги. Но они не успели закончить: к причалу примчался старшина замковой стражи Торвальд Баумгартнер с парой стражников и заводными лошадьми. Увидев, как он повалился на колени, я ничего не стал спрашивать, вскочил в седло и погнал коня к замку. Ни на что хорошее уже не надеялся. Потому что все стражники были одеты в черное.
Влетел в замковые ворота, соскочил с седла, совсем было собрался бежать в покои, но замер, увидев, как во двор выходят мои ближники. Последним появился Соломон. Он шел покачиваясь, неверными шагами, лицо еврея было смертельно-бледным, вокруг глаз чернели круги; создавалось впечатление, что это идет мертвец, какой-то непонятной силой поднятый из могилы.
Не доходя до меня пару шагов, еврей упал на колени, поддернул воротник, обнажил шею и склонился к земле.
Не глядя по сторонам, я выдрал из ножен эспаду и шагнул вперед.
— Что с детьми?
Соломон ничего не ответил и только больше склонил голову.
Отливающий серебром клинок со свистом вспорол воздух и со смачным хрустом впился в поросшую черным пушком шею. Нереально алая струя крови хлестнула по мощенному брусчаткой двору. Карминовые капельки беспокойно закачались на чахлых травинках, пробившихся в щели между камнями…
