В комнату вошла Зилле с ребенком на руках.
– Или что, пастор Мортмайн?
Датберт посмотрел на нее, и в глазах его вспыхнула алчность.
– Мы верим, что ты христианка, Зилле, – мягко обратился к ней хозяин Хиггинс. – Это так?
– Да, хозяин Хиггинс. Когда я вышла замуж за Ричи, я приняла его веру.
– Несмотря на то что она противоречит верованиям твоего народа? – спросил пастор Мортмайн.
– Но они не противоречат друг другу.
– Индейцы – язычники! – заявил Датберт.
Зилле посмотрела на пухлолицего парня поверх головы младенца.
– Я не знаю, что такое язычники. Я только знаю, что Иисус из Назарета поет истинную песню. Он знает древнюю гармонию.
Пастор Мортмайн в ужасе втянул воздух:
– Ты говоришь, что Господь наш и Спаситель поет?! Что еще нам требуется услышать?
– Но почему бы ему не петь? – спросила Зилле. – Сами звезды поют, вращаясь в небесном танце, поют хвалу Тому, кто создал их. И разве мы не поем гимны в молитвенном доме?
Пастор Мортмайн злобно посмотрел на Зилле, на Лаукаев, на своего сына, не отрывающего глаз от красоты Зилле, на хозяина Хиггинса.
– Это совсем другое! Ты язычница и не понимаешь.
Зилле гордо вскинула голову:
– Писание говорит, что Бог любит всех. Это же сказано и в псалмах. Он любит и мой народ, и вас – или он не Бог.
– Не богохульствуй, дитя, – предостерегающе произнес Хиггинс.
– Почему ты отгоняешь дождь? – сердито спросил пастор Мортмайн.
– Зачем бы мне отгонять дождь? Наши посевы сохнут точно так же, как и ваши. Мы молимся о дожде дважды в день, и в утреннюю и в вечернюю молитву.
– Кошка, – сказал Датберт. – Как насчет кошки?
– Кошка ловит мышей в доме и в амбаре, как все прочие кошки в деревне.
– Хозяйка Адамс сообщила нам, что эта кошка помогает тебе летать по воздуху, – заявил пастор Мортмайн.
У Датберта отвисла челюсть, а у Ричи вырвался негодующий возглас. Но Зилле жестом велела мужу молчать и спросила:
– А ваша кошка помогает вам летать по воздуху, пастор Мортмайн? Вот и моя нет. Дар полета дается только самым святым людям, а я всего лишь женщина, такая же, как и другие.
– Остановись, дитя, – приказал хозяин Хиггинс, – пока ты сама себя не приговорила!
– Ты настоящая индианка? – недобро спросил пастор Мортмайн.
Зилле кивнула:
– Я из народа Ветра.
– У индейцев не бывает синих глаз.
– Вы слышали нашу легенду.
– Легенду?
– Да. Хотя мы верим, что это правда. У моего отца тоже синие глаза, и у моего брата.
– Ложь! – воскликнул пастор Мортмайн. – Рассказывать истории – это от дьявола!
Ричард Лаукай шагнул к маленькой, темной фигурке священника:
– Странные вещи вы говорите, пастор Мортмайн. В Писании сказано, что Иисус поучал, рассказывая истории. «Все сие Иисус говорил народу притчами, и без притч не говорил им». Это глава тринадцатая Евангелия от Матфея.
Лицо пастора Мортмайна закаменело.
– Я уверен, что эта индианка – ведьма. И если так, она должна умереть, как ведьма. Это тоже есть в Писании. – Он махнул рукой хозяину Хиггинсу и Датберту. – Мы соберемся в церкви и примем решение.
– И кто же будет принимать это решение? – воскликнул Ричи, не обращая внимания на предостерегающий жест отца. – Все жители деревни в честном обсуждении или вы, пастор Мортмайн?
– Осторожнее, Ричи! – веско произнес хозяин Хиггинс. – Берегись!
– Дэвид Хиггинс, – сказал Ричард Лаукай, – наши с тобой дома были первыми в этой деревне. Ты знаешь нас дольше, чем кто бы то ни было. Ты действительно веришь, что мой сын женился бы на ведьме?
– Сам того не ведая, Ричард.
– Ты сидел с нами в те вечера, когда индейцы приходили послушать наши истории, а мы слушали их легенды, согласные с нашими. Ты видел, как индейская и валлийская легенды укрепили мир между нами и народом Ветра. Разве не так, Дэвид?
– Это так.
Но тут вмешался пастор Мортмайн:
– Хозяин Хиггинс рассказал мне про измышления, которым предшествовало, как подачка, чтение Писания.
– Писание никогда не было для нас подачкой, пастор. Те первые годы были тяжелыми. Хозяйка Хиггинс умерла, рожая Дейви, и через неделю после ее смерти трое из детей Дэвида умерли от дифтерии, а еще один всего лишь через год скончался от кашля. Моя жена потеряла четырех детей между Ричардом и Брендоном, одного при родах и трех в раннем детстве. Писание поддерживало и укрепляло нас тогда, как и сейчас. Что же касается историй, то зимние вечера длинны, и это был приятный способ отвлечься, пока выполняешь какую-нибудь работу.
Хозяин Хиггинс переступил с ноги на ногу:
– В тех историях не было ничего плохого, пастор Мортмайн. Уверяю вас.
– Для тебя, возможно, и не было, – отрезал пастор Мортмайн. – Идем!
Выходя следом за пастором Мортмайном и Датбертом из дома, хозяин Хиггинс так и не поднял головы.
Это был страшный сон. Брендону хотелось закричать, проснуться – но он не спал.
Кошмар происходил на самом деле.
Занимаясь своей работой, Брендон чувствовал, что Мэддокс присутствует неподалеку и присматривает за ним. Иногда он слышал, как тот шуршит в ветвях дерева.
Иногда Маддок на миг показывался Брендону из-за дерева, угла амбара или дома. Но куда бы Брендон ни шел, Маддок был там, и это означало, что индейцам известно все, что происходит.
В деревне от летней болезни умер младенец – болезнь эта была главной причиной смерти новорожденных в жаркое время года, но этой смерти хватило, чтобы обвинить Зилле.
Пастор Мортмайн послал в город за человеком, который, как говорили, был мастером по выявлению ведьм. Он отправил на виселицу множество людей.
– И отчего же он считается мастером? – гневно спросил Ричи.
Деревня гудела от возбуждения. Брендону казалось, что люди наслаждаются всем этим. Дочь Хиггинса прогуливалась по пыльной улице с Датбертом, не поднимая глаз, но сын пастора Мортмайна улыбался, и улыбка эта была неприятной. Люди торчали на порогах домов, глядя на пастора Мортмайна и специалиста по ведьмам, стоящих у церкви.
Дейви Хиггинс засел у себя в доме и не желал выходить, но остальные дети не меньше своих родителей рвались поучаствовать в охоте на ведьм.
Кошмар продолжался. Этот человек из города, повесивший множество людей, сообщил пастору Мортмайну и деревенским старейшинам свой вердикт: у него нет ни малейших сомнений, что Зилле – ведьма.
