Кузнец хотел ее видеть. С каждым днем, пролетавшим с тех пор, как Лили узнала об этом, ей становилось все любопытнее. Она не могла вспомнить о кузнеце ничего, кроме молота и того, как ей хотелось спрятаться за мать.
Эдж мог отвезти ее в кузницу, и никто не проведал бы об этом. Их визит остался бы в тайне – настоящей тайне, а не такой, о которой перешептываются все вокруг.
Лили расправила носовой платок и оценила его размер. Такой платок можно было заметить издали. Она направилась к комнате Эбигейл, выходившей окнами на окна комнаты герцога.
Окно оставили открытым, чтобы в комнату проникал свежий ветер. Лили набросила платок на подоконник и закрыла окно, зажимая ткань так, чтобы она висела главным образом снаружи. А потом подошла к месту, откуда была видна дверь дома герцога.
Носовой платок не провисел на раме и часа, когда Эдж вышел из дома. Лили открыла окно и вытащила платок, не сомневаясь, что герцог видел, как она убирала ткань.
Потом она скомкала платок и спустилась по лестнице.
Когда Лили вышла на улицу, ее приветствовал невозмутимый взгляд Эджа, от которого затрепетало все внутри. Она застыла в напряжении. Он даже не улыбался, а ее тело реагировало на него. Лили взглянула ему в глаза, синева которых тут же наполнилась теплом.
– Я готова увидеться с кузнецом, – сказала она. – Я не хочу, чтобы Эбигейл или кто-нибудь еще из моей семьи знали об этом. Вы – единственный, кому я доверяю эту тайну.
– Лили, вы ведь знаете, нет никаких гарантий того, что тайну не узнают. Нужно быть готовой к тому, что она станет достоянием общественности.
– Так вы поможете мне или нет? – бросила она, раздражаясь не на Эджа, а на сплетников.
– Конечно, – ответил он. – Если бы вы сомневались в этом, в окне не появился бы носовой платок.
Тут же в поле зрения появилась лошадь с экипажем, остановившаяся точно между двумя домами.
– Я послал за экипажем, как только увидел платок. Я не мог воспользоваться своей каретой, ее наверняка узнали бы.
Он подвел Лили к экипажу и помог подняться по ступенькам. Кожа тихо скрипела, пока Лили устраивалась внутри. Когда в карету вошел Эдж, пружины лишь слегка покачнулись, и салон без протеста принял его внутрь.
Когда экипаж тронулся с места, Лили посмотрела на платок в своей руке и спросила:
– Вы интересовались у своей матери, о чем мы разговаривали?
– Нет. – Его лицо оставалось бесстрастным.
– Я ожидала, что она начнет отговаривать меня от общения с вами.
– Почему?
Она в ответ лишь вскинула брови.
– Лили, вы не единственная, чьи родители не проводили ночи вместе. Вам нужно забыть, что, по-вашему… – он помедлил, – другие думают о вас. Светскому обществу всегда была интересна ваша мать. Не вы. По тому малому числу мероприятий, на которых вы присутствовали, стало понятно, что вы скромны. Люди не думают о вас ничего неприятного. Напротив, вы им симпатичны.
– Вы сказали, что вас окружает стена и вы не можете понять, что думают другие. Поэтому не стоит убеждать меня, что никто не заметил неблагоразумного поступка моей матери.
– Заметили, но, убежден, люди не уделяли этому такое внимание, как вы. Поступки матери легли на вас тяжелым грузом, но для остальных не значили ничего, кроме пары минут шутливых сплетен. – Он подернул плечами. – Избежать этих слухов трудно. Даже сословию пэров.
– Особенно сословию пэров, – согласилась она и осторожно спросила: – Значит, когда тайна вашего отца выплыла наружу, вы просто решили не обращать внимания на сплетни?
– Нет. Нисколько. В то время я вел себя так же, как вы, только был старше. Я привел в порядок дела отца и стал двигаться вперед.
– И вам это удалось?
– Эти моменты останутся со мной навсегда. Оказывается, у меня есть сводный брат… – Он осекся. – Я делал все, чтобы уладить дела своей семьи. Точно так же, как вы в свое время.
Она ничего не ответила.
– Увидев вас в гостиной, я понял, что герцогиня знает о наших разговорах, – сказал Эдж. – Если ей это известно, значит, пошли гулять сплетни. Я должен думать о вас, Лили. Я не хочу, чтобы ваша репутация пострадала.
– Я тоже. – У Лили не было планов выйти замуж, и блюсти репутацию для этого не требовалось. Но она не хотела создавать проблемы для Эбигейл и слыть такой же, как ее мать. – Я не хочу быть похожей на нее.
– Вы не похожи.
Расправив платок на коленях, Лили повернулась к Эджу:
– Какой он, этот кузнец?
Эдж задумался:
– Человек, ожесточенный металлом, с которым работает. Необразованный. У него нет многого, к чему я привык. Но он искренний и добросердечный – большей частью. Его друзья из таверны высокого мнения о нем. Мне кажется, вы поступили правильно, решив встретиться с ним.
Лили вспомнила сдобренные слезами страдания матери и попыталась сосчитать мужчин, с которыми ту, по ее заверениям, связывала любовь. Мать часто принимала за чувства обычное проявление вежливости – стоило кому-нибудь просто взглянуть ей вслед, как она объявляла его влюбленным.
– Странно, что я чувствую себя не в своей тарелке, – призналась Лили. – Я ничего не должна этому человеку. Я давным-давно примирилась с этим. Я родилась, и этот факт – не несчастный случай. Жизнь посылается нам свыше, чтобы быть теми, кто мы есть. Все просто.
– Жизнь никогда не бывает простой.
– Вы, как первенец, должны согласиться со мной. Иначе почему именно вам, а не вашим братьям выпала честь быть герцогом?
– Иногда я и сам не знаю почему. Если со мной что-то случится, Стивен может легко принять дела. Но меня учили быть главой семьи. Если бы этому учили Стивена, эту роль следовало отдать ему.
– Вы бы возражали?
– Сомневаюсь. Нам с самого начала дали наши роли. Моя – управлять. Стивен живет в деревне и ведет спокойную жизнь, заботясь о трех сыновьях и приняв в семью двоих сирот. Эндрю увлекся архитектурой, он покупает здания, которым требуется реконструкция, потом восстанавливает их и, наконец, сдает в аренду или продает. Мы все делаем то, что нам предназначено.
– А мне повезло занять положение выше того, что мне предназначалось. Я не могу жаловаться и все же чувствую несправедливость этого. Я родилась в богатом гнездышке, когда вполне могла бы появиться на свет на задворках какого-нибудь магазина. Жизнь несправедлива, и я получила порцию покрупнее.
– Лили, если бы жизнь была в точности справедливой, все мы были бы одинаковыми. Одного роста, одного телосложения и с одинаково ровными зубами.
– Мне повезло. – Она расправила носовой платок. – Будь у меня выбор, разве захотела бы я быть дочерью кузнеца, жить в крохотном доме и самой стирать одежду? В тот день в кузнице я сочла его ужасным. А потом, узнав, о чем шептались все вокруг, не могла уловить ни капли своего сходства с ним. Я не понимала, почему мать нарушила брачные клятвы с ним.
