– Мне кажется, все дело во влечении, оно может быть очень сильным. – Он коснулся ее подбородка и заставил взглянуть ему в глаза. – Непреодолимым.
– Клятвы есть клятвы.
– Согласен. Но людям свойственно ошибаться.
Карета резко повернула, встряхивая Лили и еще больше распаляя ее гнев. Подумать только, он защищал ее мать! Интересно, а оправдал бы он себя, если бы в будущем отошел от брачного обета?
– Вы точно так же относились к поступку своего отца?
– Он был болен. Он был сам не свой. Очень слаб.
Глаза Лили зажглись вызовом.
– Сказать так может каждый. У всех людей есть слабости. Кроме, разве что, одного герцога. Который являет собой само совершенство.
– Вы знаете, что я неидеален, Лили, – не кривя душой, произнес он. – Вы слышали, как я учил французский, итальянский и греческий языки, но мне явно медведь на ухо наступил.
– Неумение петь – ах, какой ужасный недостаток, – махнула рукой Лили. – Несмываемый позор! Вас выбросят из палаты лордов, тотчас как об этом станет известно.
– Я дам всем понять, что ставлю себя выше этого. – Эдж наклонился, произнеся прямо ей в ухо: – Это моя настоящая тайна. Когда мне не хватает знаний или речь идет о моих недостатках, я ссылаюсь на герцогские обязанности, а то и прямо велю отстать от меня.
– Так вы прохиндей, – невольно улыбнулась она.
– Нет. Большинство людей поступают точно так же. – От его шепота завитки волос Лили защекотали ей щеки.
Она потянулась и положила ладонь ему на пальто, чуть выше сердца. Потом легонько оттолкнула его, заставив отодвинуться:
– Выходит, вы ужасно несовершенны.
– Тс-с… не говорите мне такого. А то еще начну сомневаться в правильности своих решений в парламенте или неверно понимать, что требуется для будущего. Не говоря уже о том, что, по-моему, я уже все понял несколько лет назад.
– До смерти вашего отца?
– Да. Я считал его совершенством во плоти. Но отец был болен. Страдал его разум. Он был бы обескуражен, если бы осознал это. Позже кучер рассказывал нам, как отец вышел из клуба и, вместо того чтобы направиться к карете, двинулся куда глаза глядят. Кучер бросился на поиски и наткнулся на отца, растерянного, но обрадованного тем, что увидел знакомое лицо…
Лили ошеломленно замерла. Никто не говорил ей, что старый герцог был болен. Когда она видела его с любовницей, он казался вполне здоровым. Лили так и не смогла припомнить никаких признаков болезни.
Они ехали уже примерно полчаса, когда Эджворт постучал по крыше кареты, давая кучеру сигнал остановиться.
Герцог помог Лили выйти из экипажа, и они направились к маячившей вдали маленькой постройке.
Кузница выглядела именно так, как и помнила Лили. Деревянное здание с распахнутыми дверями, выпускающее жар наружу. В стенах эхом отражался четкий звон молота, колотившего по стали.
Стоило им с Эджвортом подойти к выложенной камнями площадке перед кузницей, как Лили застыла на месте. Эдж взял ее за руку и повел вперед.
Лили ощутила дуновение горящих углей и лязганье металла, и всякое желание продолжать испарилось. Эджворт коснулся ее спины, потом его ладонь скользнула к ее талии, притягивая к себе.
Подойдя ближе, Лили увидела кузнеца, работавшего у горна. Его спину обтягивала пропитанная потом льняная рубаха.
Кузнец стоял во весь рост, со сгорбленными работой плечами и не зачахшими с возрастом предплечьями. Орудуя клещами, он поворачивал короткий брусок, лежавший на горне и пылавший красным. Потом кузнец вытянул брусок из жара. Положив заготовку на круглую часть наковальни, он стал бить брусок молотом, формируя подкову.
Наконец он остановился и вытащил тряпку. Вытерев лицо досуха, кузнец сунул тряпку обратно под завязки передника. Влажные пряди белых волос торчали шипами.
– Мистер Харт. – Эдж шагнул в темноту, окутывавшую горн.
Кузнец посмотрел на Эджа и тут же перевел взгляд на Лили.
– Мисс Лили? – мягким голосом спросил он.
Она изучала его, ища схожие черты. И не находила ни одной. Этот человек был чужим, словно их и не связывала общая кровь. Лили ожидала какого-то особого мгновения, но не чувствовала совсем ничего.
– Я поступил неправильно.
Он повернулся к обшитой досками стене и повесил клещи рядом с другими инструментами, после чего вернулся к наковальне.
– Я всегда считал вас прекрасной светской леди, – сказал он. – Я хочу, чтобы вы знали это. Я чувствовал себя виноватым в том, что произошло с вами.
– Понимаю.
– Не совсем, – произнес он. – Вы – не моя дочь. Вы не можете ею быть.
Исходивший от горна жар ударил в легкие Лили. Кузнец смотрел на нее, а она не могла поверить, что услышала это.
– Но моя мать… Эти сплетни…
– Я частенько разговаривал с ней. Нас видели вместе. Мы смеялись. Шутили. Но большего между нами никогда не было. Могло быть, но не было. Мы дурачились, но это была лишь игра в измену. – Он сжал ладонь в кулак и положил его на наковальню. – Я, может, и подумывал закрутить с ней роман, но потом она сказала мне, что ждет ребенка, и я передумал. Она была замужем. Чья-то жена. Носила не моего ребенка. Тут уже было не до игр.
– Так вы просто… притворялись? – изумленно открыла рот Лили. Это притворство изменило всю ее жизнь.
– Не поймите меня неправильно, – ответил он. – Я наслаждался ее обществом. А она – моим. Я был холост. А еще молод – и не видел в этом ничего страшного. Я ведь знал, что далеко это не зайдет. У нее ведь был муж.
Он отмахнулся от своих слов и, подняв молот, снова принялся стучать по наковальне.
– Местные мужики считали, что у нас роман, и я не спорил. Даже хвастался этим. Но, узнав о том, что скоро родится ребенок, я слишком поздно осознал… что вы можете пострадать. И тут же прекратил все это. Я твердил друзьям, что вы не моя дочь. Они смеялись. Не верили. Казалось, будто я пытался откреститься от собственного ребенка, и это мне тоже не нравилось.
– Вы точно не мой отец? Вы так в этом уверены…
Он сжал губы и вскинул подбородок:
– Ваша мать должна была сказать вам. Она знает, что я не могу быть вашим отцом.
Все это время Лили опасалась спрашивать мать, боялась ее излишне бурной реакции.
– Мы никогда не говорили об этом, – призналась Лили. – Решили, что о газетных сплетнях скоро забудут. Но потом это появилось в книге – людям ведь свойственно хранить книги… Откуда мне знать, что вы говорите правду?
– У меня нет ни малейшей причины лгать. Вы не можете быть моей дочерью. Не можете. – Он поскреб по наковальне почерневшим ногтем. – Сейчас мне абсолютно все равно, что думают вокруг. Мне даже выгоднее называть себя вашим отцом. Я мог бы посмеяться над богатеем и его дочерью, которая обязана рождением мне. – Он посмотрел ей в глаза и добавил: – Но это неправда. Этого не может быть. Совершенно точно.
