Вся еда в этой книге казалась невкусной. Лили положила закладку на первую попавшуюся страницу, закрыла книгу и оставила ее на коленях.
Солнце залило все за окном красками вечерней зари, и до Лили донесся стук двери. Она услышала голоса отца и одного из слуг, но не смогла разобрать ни слова.
В такой красивый вечер казалось возможным даже самое несбыточное.
Лили представляла Эджворта своим мужем. Воображала, что у них есть дети. Карапузы, играющие в том же саду, где их родители проводили время в детстве.
Она закрыла глаза, представляя дом, который хотела. Спокойный. Будь Эджворт рядом, она поставила бы на место всех этих высокомерных женщин из светского общества. Он защитил бы ее от их колкостей одним своим присутствием.
Скрипнула ступенька, и стук ботинок отца смягчил ковер. Проходя мимо комнаты, отец остановился, заметив Лили.
Годы сидения в комнате над доверенными на сохранение банкнотами сгорбили его плечи и сказались на его росте. Сейчас он едва доходил Лили до плеча. Его брови давно поседели, а нависшие веки прикрывали вечно усталые глаза. На его круглом лице Лили не могла рассмотреть ни одной черты, которую находила в себе.
Ничего.
– У меня всего несколько минут. – В его хмуром взгляде мелькнуло извинение. – Я нужен в клубе. Я обещал, что замещу участников в нескольких играх. Конечно, я предпочел бы остаться дома поработать.
Она крепче вцепилась в книгу:
– Кто мой отец?
– Я. – Его голос сорвался.
– Маме ты когда-то говорил совсем другое.
Отец зашел в гостиную и с тихим щелчком закрыл дверь, задержав пальцы на ручке. Потом покачал головой, и Лили заметила его дрожь.
– Я не могу это обсуждать.
– Все вокруг могут, а ты – нет.
– Лили! – оборвал он.
– Ты кричал это матери так, что могли слышать все слуги.
– Я этого не помню.
– В таком случае что ты помнишь?
– Я же сказал тебе, что не буду это обсуждать. Разве недостаточно, что я кормил и одевал тебя все эти годы?
– Тогда просто скажи мне, что я не твой ребенок. Я хочу знать.
– И что это изменит?
– Я спрашивала себя об этом тысячу раз. Это изменит все – но почему, ума не приложу.
Его голова склонилась к двери, а подбородок задрожал еще сильнее.
– Ты – моя дочь.
– Ты не знаешь этого наверняка. Ведь так?
– Я думал, все давным-давно утихло, а потом книга этой куртизанки снова всколыхнула слухи. – Он на миг зажмурился и с глубоким вздохом открыл глаза. – Ты – моя дочь. Но было трудно смотреть на тебя, когда ты была ребенком. Я вечно искал чужие черты в твоей улыбке.
Лили не могла вспомнить, в каком возрасте услышала ту ссору или в каком возрасте осознала, что это значит. Но она чувствовала себя обманщицей, живя в доме отца, притворяясь полнородной сестрой Эбигейл. В ту пору она так злилась на мать!
– Я смотрела в зеркало и изучала свое лицо, ища сходство, – призналась она. – Много раз.
– Я не могу тебя винить. – Пальцы отца сжались, но не сомкнулись в кулак. – Этот вопрос изводил меня многие годы. – Он уронил руку, продолжив: – Когда тебе было года четыре, я отправился к кузнецу. Он не знал, кто я. Я хотел своими глазами увидеть его. Я задал какие-то отвлеченные вопросы, довольно простые, и уехал.
– И что ты подумал?
– Я… прямо выложил все твоей матери. Должно быть, именно этот разговор ты и слышала. Она отказалась мне отвечать. Я счел это признанием. – Он покачал головой. – Я не хотел думать об этом. Но потом я стал замечать, что ты поворачиваешь голову как моя собственная мать. – Он засмеялся. – В тот день, когда я это увидел, мне показалось, что ты копируешь ее. Подумал, что ты переняла это движение после ее визитов к нам.
– Не могу вспомнить, чтобы я ее копировала.
– Я наблюдал за тобой постоянно, пытаясь найти ответ. Но чем больше я находился рядом с тобой, тем больше убеждался, что ты – моя.
– Ты ведь не знаешь этого точно.
– Знаю. Но поначалу я этому не верил. Твоя мать и я… мы ссорились и возвращались друг к другу так много раз, что я мог перепутать даты. Позже, когда она в очередной раз вернулась ко мне, я решил, что это неспроста. Мне казалось, она подозревала, что ждет ребенка, и хотела убедить меня, что он – мой. Потому что в начале нашего брака она часто сбегала в дом своих родителей, а кузница расположена как раз рядом с ним.
– Почему ты думаешь, что я – твоя?
– Положи ладонь плашмя на стол.
Держа книгу в левой руке, Лили положила правую ладонь на стол. Все ее пальцы выстроились ровно в ряд, за исключением немного изогнувшегося мизинца.
– Однажды я обратил на это внимание. У моего отца был такой же изгиб пальцев. Этого мало, но если учесть, что ты поворачиваешь голову как моя мать… А потом к нам в гости приехала моя двоюродная бабушка. Вы с ней похожи как две капли воды. Я понял, что ты – моя, но даже это не сблизило нас с твоей матерью. Она требовала столько внимания… Я не мог сосредоточиться на работе. Только не с ее заворотами. Ты знаешь, какая она.
– Да, потому что я проводила с ней больше времени, чем ты.
– Она – твоя мать. Матери и дочери должны быть вместе.
– Тебе никогда не нравилось проводить с нами время.
– Нравилось. По-настоящему нравилось, особенно после того, как я осознал, что ты – моя. Я думал, что это не имеет значения, но ошибался.
– Ты уверен – или сам себя убеждаешь в этом?
– Лили, я верю, что ты – моя. И я отношусь к тебе именно так. – Он пожал плечами. – Лучше и быть не может.
– Слова Софии Свифт написаны чернилами.
– У нее финансовый интерес копаться в грязи как можно чаще. – Он опустил глаза. – Не обвиняй ее во всем. Мы с твоей матерью подготовили для нее богатую почву. Это мы предали тебя первыми. Этот вопрос вообще не стоило поднимать.
Его рука соскользнула со стола.
Отец посмотрел на картину над камином, потом снова опустил глаза.
– Это была моя ошибка. Главным образом. Я не хотел быть с ней, но отчаянно ревновал. Она – единственная женщина, которую я любил с такой страстью, и единственная женщина, которую я ненавидел с такой же страстью. – Он поднял глаза, и его взор затуманился. – По-моему, она чувствовала ко мне то же самое. Время от времени мы пытались простить друг друга. Но настойчиво повторяли прошлые ошибки.
– Вы действительно только ругались, когда жили под одной крышей. Набрасывались друг на друга, даже если находились вместе всего несколько минут. Я боялась, что вы убьете друг друга.
– Мне ее не хватает, – вздохнул отец.
