– Я не такая, как мама, – повторила Лили.
– Прекрасно. Ты не такая, как она. Только я всегда могла заснуть после ссор родителей. Ты же пыталась успокоить маму, и, сказать по правде, напрасно. Ты и сама это понимала, но не могла вести себя иначе, ведь ты считала, будто обязана это делать.
Эбигейл ошибалась. Лили знала, что не пошла в мать. Как, впрочем, знала и то, что ни разу в жизни не отвешивала пощечин. Никому. Никогда. Но стоило герцогу проявить нежность, как самообладание покинуло ее. Увидев Фокса, она взорвалась от гнева.
А потом наверняка начала бы швыряться вещами…
Эбигейл улыбнулась:
– Не стоит так беспокоиться. Это занятно – у нас обеих были романы с пэрами. Можем как-нибудь мимоходом похвастать, что я разбила сердце Фоксворти, будущего графа, а ты разбила сердце герцога. Мы с удовольствием будем вспоминать об этом.
– Нет. – Лили встала, взяла украшение из рук сестры и, жестом попросив Эбигейл повернуться лицом к зеркалу, застегнула на ней ожерелье. – Я не хочу над этим шутить. Это ужасно. Я такая же, как мама. Рядом с герцогом я ощущаю себя именно так. Я слаба и ненавижу это. Из-за него я теряю разум.
Эбигейл покружилась перед зеркалом, и ее глаза засверкали.
– О, так и знала! – Она схватила Лили за руки. – На самом деле он точно такой же. Он ведь вывесил носовой платок для тебя, да?
– Не важно. – Лили высвободила ладони из рук сестры. – Довольно с меня этого сумбура. Если мы с Эджвортом будем общаться слишком близко, это попадет на страницы газет. Я не хочу быть в центре сплетен, как раньше.
– Ты не должна позволять людям вроде Софии Свифт делать тебе больно.
Лили вздохнула:
– А ты знаешь, что мы с тобой родные сестры?
Эбигейл закатила глаза:
– Я никогда в этом не сомневалась. Кто еще смог бы выносить меня? К тому же ты точная копия папиной тети, но в миниатюре. Я всегда смотрела на ее портрет и считала, что это ты, пока однажды мама не объяснила мне, что это не так. – Эбигейл улыбнулась и погладила ожерелье. – По-моему, мне стоит надеть его, когда я разобью сердце Фокса. Если ты не против. – Эбигейл направилась к двери и уже на пороге обернулась: – Мы родные сестры. А сестры помогают друг другу. Помни это.
Глава 11
– Безупречно, – оценил Эдж и наклонился, глядя в зеркало. Ему удалось завязать простой шейный платок так, что теперь он идеально подходил для деловой встречи.
– Вы уверены, что не хотите подстричься? – второй раз спросил Гонт.
– Совершенно точно нет.
Эдж выпрямился, коря себя за излишне резкий тон, но этим утром камердинер так и выводил его из себя своей медлительностью.
Избегая встречаться взглядом с Эджем, Гонт убрал принадлежности для бритья.
– Я по-настоящему ценю годы твоей работы, Гонт. – На этих словах герцога Гонт замер, и уголки его губ вздернулись. – Спасибо.
Досада помешала Эджу сказать больше. Гонт держался отстраненнее обычного, словно что-то скрывал, и снова медлил, протирая тряпкой поверхность зеркала.
– Что-то не так? – потерял терпение Эдж.
– Нет, сэр.
На сей раз Гонт перехватил взгляд Эджа. Глаза камердинера повеселели и метнулись в сторону окна.
Проследив за взглядом Гонта, Эдж увидел носовой платок, вывешенный в окне дома напротив, снаружи.
– А… – Тепло разлилось по телу, и он помедлил, глядя на платок. Потом с любопытством, без тени беспокойства спросил: – Все домашние в курсе?
– По-моему, вы последний человек, который узнал об этом.
– Все? – Эдж испытующе взглянул на Гонта.
Тот кивнул.
Эдж положил полотенце у таза для умывания. До наступления темноты было еще долго. Вряд ли стоит ждать, если все вокруг знают.
– Если они и не заметили первый, – не поднимая глаз, Гонт сложил тряпку, которой смахивал пыль, – то наверняка увидели тот, зеленый, на метле, прислоненной к углу дома. Или третий. На парадных воротах.
Эдж с трудом удержался от улыбки.
– Я возьму те два, что висят ниже, и верну владельцу, – сказал он.
– Если собираетесь достать тот, что висит выше всех, – Гонт и сам с трудом удерживался от смеха, – надо позаботиться о мерах предосторожности. Не хотелось бы, чтобы вы упали с приставной лестницы.
– Разделяю твое беспокойство, – ответил Эдж.
– Благодарю вас. – И Гонт, его верный союзник, удалился.
Эдж тут же изменил планы на день. Ему нужно было забрать носовые платки, но тот, что висел в окне, он достать не мог. Лили могла принести ему этот платок позже, после наступления темноты.
Выйдя на солнечный свет, Эдж снял кусочек льна с метлы. Он удержался от желания поднести платок к лицу и довольствовался воспоминанием об аромате весенних цветов, который был связан для него с Лили, садом и ее детской восторженностью.
Сложив платок, Эдж сунул его в карман. Потом подошел к воротам и забрал тот, что был обвязан вокруг железной стойки.
Он действовал не спеша, чувствуя, что за спиной, в каждом окне его дома, торчат любопытные лица.
В доме Хайтауэров Эджа встретил дворецкий. Он, разумеется, видел носовой платок на воротах. Дворецкий не знал, зачем висел платок, иначе тут же снял бы его.
Эдж пообещал себе, что, если у него будут дети, он купит маленький загородный домик для отдыха и возьмет с собой лишь одного надежного слугу, который будет жить отдельно, по соседству. Останавливаться в этом домике будут лишь Эдж и его семья. Он тут же представил Лили и их будущих троих детей.
Эдж оглядел гостиную Хайтауэров. Никаких портретов, изображавших идеальную семью. Никаких замысловатых ваз или книг вокруг. Только лампы, мебель и одна картина, на всю ширину каминной полки, изображавшая банк Хайтауэра.
В гостиную размеренной поступью вошел мистер Хайтауэр. Он тут же спросил, явно нервничая и опасаясь неприятных новостей:
– Все в порядке, ваша светлость?
Мистер Хайтауэр не знал о носовых платках. И был, похоже, единственным человеком в двух этих домах, который был не в курсе.
– Я могу видеть вашу дочь?
– Лили? – помедлил Хайтауэр.
– Конечно.
– Хорошо… разумеется.
Хайтауэр взял себя в руки. Его лицо преобразилось, и он со всей силы дернул за шнурок колокольчика.
Когда Лили зашла в комнату, в ее глазах сквозила настороженность.
– Ваша светлость. – Она присела в реверансе. Ее взгляд метнулся с Эджа на отца и обратно.
– Эджворт хочет тебя видеть, Лили, – сообщил ей отец.
– Правда? – Она уставилась на Эджа, изучая его лицо.
