Эдж подошел ближе, и его ладонь сжалась в кулак.
– Ваша светлость! И так ведут себя пэры, – профыркал одними губами издатель и постучал кончиком пера по лежавшей перед ним бумаге. Не убирая пера с бумаги, он посмотрел на Эджа: – Кто, по-вашему, рассказал мне о любовнице вашего отца?
Его слова пронзили Эджа чуть ниже ребер, отбрасывая его на шаг назад.
– Да, – кивнул издатель, подтверждая догадку Эджа. – И она была в доме Софии Свифт этим утром.
Единственная капля пота скатилась по лицу Эджа, кровь застучала у него в висках, а перед глазами все поплыло.
Эдж решил: если издатель наврал, он отберет у него типографию и лишит его средств к существованию. Этот негодяй пойдет просить милостыню!
Эдж вышел из комнаты, хлопнув дверью. Несколько шагов до кареты показались ему вечностью, за которую он мог обойти весь земной шар. Останься он, наверняка разорвал бы издателя в клочки, как какую-то жалкую газетенку. Но ему нужно было уйти. Он должен был узнать правду.
Неужели Лили…
Нет, это ложь. Это точно ложь.
Но глаза издателя были твердыми, как кремень. И он знал о том, что Эдж отправил ту женщину за границу. Хотя Эдж так заботился о том, чтобы скрыть это ото всех…
И издатель узнал Лили в театре.
Да как она посмела?
Она предала… Его семью.
Когда дворецкий в доме Хайтауэров поприветствовал его, Эдж едва держался в рамках приличий.
– Я пришел, чтобы увидеться с мисс Хайтауэр.
Дворецкий пристально взглянул на Эджа, задумался на мгновение и показал ему в сторону гостиной.
Эдж не сел, а остановился у окна, изучая недавний ремонт. Подоконник перекрасили. В комнате сильно пахло краской. Эдж коснулся подоконника. Тот был влажным. Он вынул носовой платок и стер пятно с пальца.
Ему не пришлось долго ждать, вскоре послышался голос:
– Эджворт?
– Лили, – ответил он, не поворачиваясь и все еще тыкая пальцем в краску. – Ты недавно была у Софии Свифт?
Ему не нужно было смотреть на нее. Он чутко улавливал правду в ее молчании.
– Я искала свою мать.
– Я только что говорил с твоим знакомым газетчиком.
Она молчала.
Эдж чуть-чуть повернулся.
Лили все еще стояла в проеме, но, когда их взгляды встретились, вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
– Какое искушение, – покачал головой Эдж. – Так и тянет снова разбить окно. Но тогда твой дворецкий снова послал бы за человеком, который вставляет окна, и подчиненные твоего отца получили бы счет, списали бы нужную сумму – и это не значило бы абсолютно ничего. – Он на мгновение закрыл глаза. – А ты не могла отправить к Софии Свифт посыльного?
– На мне была старая одежда. Меня никто не видел. Это точно.
– Кое-кто все же видел.
– Об этом могла знать только София – так, несомненно, это донеслось и до тебя. Она послала за мной. Мама была там. Она считала, что София у нее в долгу из-за проблем, которые вызвала ее книга, и того факта, что они когда-то были подругами. Но на самом деле маме просто некуда было идти, кроме как к ней.
– За ней мог отправиться твой отец.
– Я не хотела, чтобы он знал об этом. Не хотела, чтобы по дому снова летали вещи.
– Ты проигнорировала мой совет позволить им самим разобраться в своих проблемах.
– Тебе лучше уйти.
– Пока ты не швырнула что-то в окно или пока это не сделал я? – Он сосредоточил взгляд на ее лице.
– Какое это имеет значение?
– А вот кое-что другое действительно имеет значение. Ты знала. О любовнице. Все это время.
– Да.
Его голова откинулась назад. С тем же успехом Лили могла со всей силы ударить его кулаком, лишая способности двигаться.
– Понятно, значит, ты была в курсе. – Его губы растянулись в странной улыбке. – Почему же ты не сказала мне?
– Ты был… Ты был сыном своего отца. Я не могла сказать тебе такое. Как ты себе это представляешь? Что-то вроде: «Спасибо, что достал моего бумажного змея. А ты знаешь, что мы с сестрой сегодня не гостим в доме матери, потому что моя комната потребовалась для свидания твоего отца»?
Он вскинул подбородок:
– Ты говоришь правду?
Лили кивнула.
– Да, – еле слышно произнесла она. – Твой отец всегда так важничал, демонстрируя свою безупречность, и все же у него была любовница. Моя мать и его любовница были близкими подругами. Твой отец виделся с ней в доме моей матери.
Лили прекрасно помнила, что почувствовала тогда. Та любовница была едва ли старше Эджворта, и старый герцог, осознав, что Лили и Эбигейл знают его тайну, посмотрел на них словно на грязь под своими ногами.
И тогда Лили сама отправилась к издателю и спросила, почему он так много печатает о ее матери и совершенно игнорирует новости о герцоге с его незаконнорожденным ребенком.
У издателя буквально челюсть упала, и только тут Лили осознала, что он ничего не знал о герцоге. Он принес ей извинения. Он был таким любезным…
Но уже в следующем выпуске появилось упоминание о самом младшем сыне герцога, внебрачном ребенке. И Лили поняла. Поняла, что это была ее ошибка. Она лишь хотела, чтобы издатель оставил в покое ее семью, но разозлилась и невольно предала герцогиню и Эджворта. Этих двух редких людей в светском обществе, которые относились к ней с уважением. Которые были так добры!
Эдж пронзил ее взглядом. Лили прекрасно знала это чувство – словно хищная птица подхватила ее с земли, вонзая когти в мягкую кожу, и стремительно понесла в свое гнездо, чтобы разодрать плоть на мелкие кусочки.
– Я не могу стереть то, что сделала, – промолвила Лили.
Эдж стоял у окна. Он задумчиво соскреб ногтем каплю новой краски со стекла и повернулся к ней.
– Когда мы были детьми, ты вела себя так, словно испытывала ко мне теплые чувства. Словно ты любила меня, – произнес он. – Ты, казалось, не понимала, что я был не такой, как остальные.
– Я была от тебя в восторге. Восхищалась твоей идеальной семьей. Громадным садом, отделенным от моего неидеального двора. И все же позже я узнала, что моя семья была гораздо честнее с внешним миром, чем твой отец.
– Когда мой отец совершил глупость, ты показала это всему миру.
– Скрывать было бы лучше?
– Лучше было бы поступить правильно. Но ты наотрез отказалась идти по этой дорожке, когда поговорила с издателем и разрушила мою семью.
– Семью разрушил твой отец.
– Нет. – Эдж вложил всю свою силу в это тихое слово. – Наша семья, может быть, и не была идеальной, но мы оставались одной семьей, пока эти сплетни не вломились в наши жизни – а заодно и в дома всех, кто нас знал, и многих, кто не знал.
