– Ты так в этом уверен?
– Да. Ты выйдешь за меня замуж? У тебя будет целая жизнь, чтобы привыкнуть к мысли о том, что брак может быть иным, не таким, как тот, что ты наблюдала. Брак, единственный в своем роде для тебя и меня, так не похожий на союзы наших родителей. Наверное, именно поэтому я не торопился и не женился до сих пор. Я ждал нужного момента, когда ты и я будем готовы к супружеской жизни.
Он притянул ее руку к губам и поцеловал. Лили не стала отдергивать ладонь, и игравшая на губах Эджа улыбка будто устремилась через его пальцы прямо ей в сердце.
Лили напоминала ему об апельсиновых бисквитах, смехе и прямо-таки материнской заботе, с которой она относилась к своей младшей сестре. Она напоминала ему о мире, который почти уже был создан и, возможно, мог существовать на самом деле.
– Ты заставляешь меня думать не о своей матери или моем отце. Ты заставляешь меня думать о тебе. – Эдж говорил, глядя ей в глаза, и даже в темноте Лили могла видеть в его лице нечто необычное, то, чего никогда прежде не замечала. – Лили. Я люблю тебя больше, чем кого бы то ни было. Больше, чем всех людей из моего прошлого, вместе взятых. Давай сегодня же начнем что-то новое и будем двигаться вперед лишь с воспоминаниями, которые сами выстроим с этого момента.
– Воспоминания останутся с нами всегда.
– Только как напоминания о прошлом, но не как часть того, кем мы с тобой станем. – Он привлек Лили ближе, потом еще ближе, пока, наконец, не сжал ее в объятиях. – Мне хотелось бы услышать, что ты чувствуешь ко мне.
Ощущая крепость его груди, соединяющей их так крепко, словно кровь перетекала из одного сердца в другое, Лили промолвила:
– Я, наверное, не была до конца честной, когда пришла к тебе с вопросом, собираешься ли ты ухаживать за моей сестрой. Я надеялась, что она выйдет замуж за кого-то еще, а сама рассчитывала провести остаток своих дней старой девой, по соседству с герцогом, который никогда не женится и с которым мы иногда будем встречаться в саду. Ты был молчаливым рыцарем, о котором я мечтала, учившим уроки, чтобы однажды завоевать мир.
– Сейчас мне важно лишь одно – завоевал ли я твое сердце?
– Ты держишь его в своей руке.
Эпилог
Одетый во все черное, за исключением белой рубашки и шейного платка, Эдж ждал, когда его жена закончит собираться для выхода в свет – благотворительной выставки картин Беатрис.
Эдж коснулся носового платка в кармане.
– Ты заказал носовые платки? – спросил он Гонта, который немного посторонился и нахмурился.
– Да, все слуги уже получили новые шелковые платки.
– Благодарю тебя, Гонт. Я ценю и то, как ты служишь мне, и то, как следишь за остальными в этом доме.
– О лучшем доме я и мечтать не мог, – ответил Гонт, и его голос дрогнул. Камердинер улыбнулся. – И не удивляйтесь, что по утрам я стал стучать и медлить перед тем, как зайти в комнату, чтобы разбудить вас.
– Наверное, это гораздо легче, чем дожидаться, пока я возвращаюсь со светских мероприятий, на которые сопровождаю Лили.
– Вы приходите все позже и позже, сэр. Хорошо, что сейчас вы женаты, иначе тайна ваших недавних вылазок могла бы раскрыться. Никто из слуг, разумеется, не знал о следах на утренней росе, ведущих в ее сад, или найденной посудомойкой сережке. Точно так же, как и о просьбе приготовить в два раза больше апельсиновых бисквитов, чем прежде.
– Я был голоден, – объяснил Эдж.
– Конечно, и очень часто казалось, будто из вашей комнаты слышатся голоса, когда вы были там один. Я сказал остальным, что вы ходите во сне, а по поводу серьги – что вы выбрали подарок и потеряли его часть. Голоса ранним утром – всего лишь призраки, появившиеся, потому что здесь когда-то произошла трагедия. Якобы это случилось еще до того, как построили дом, и произошедшее было слишком ужасающим, чтобы даже рассказывать об этом ныне живущим. Я объяснил, что узнал об этом, услышав, как один из призраков ругнулся, когда ударил ногу в темноте. Я нес полную околесицу, но выиграл пенс за то, что придумал лучшее объяснение быстрее всех. – Гонт вскинул бровь. – Но я заранее подготовился к тому, что придется дать какое-то объяснение, потому что я обычно замечаю все раньше других.
– А ты действительно дал той симпатичной горничной два шелковых платка?
– Да, – кивнул Гонт, пытаясь на ходу придумать причину, по которой эта служанка получила лишний подарок.
Эдж пожал плечами, но не отвернулся. Гонт поклонился, и озабоченное выражение мелькнуло на его лице. Он поспешил удалиться, не говоря больше ни слова, уносясь так, словно служанка засунула репейник ему в брюки. Эдж улыбнулся. Совсем скоро Гонт будет поглощен своим собственным романом, и Эдж сможет с ним поквитаться.
Как только камердинер ушел, дверь между комнатами открылась.
К нему вышла Лили, и уголки ее губ приподнялись.
– Ты уже готов?
– Да, – кивнул Эдж, глядя на украшавшее палец Лили кольцо, которое сверкало гораздо меньше ее глаз. А он и подумать не мог, как чудесно может выглядеть золотое обручальное кольцо, пока не увидел его на пальце своей жены.
И они вместе отправились в дом Эндрю и Беатрис. Наряду с проведением благотворительного мероприятия брат с женой представляли портрет его матери.
Когда они приехали, Лили почувствовала руку Эджа на талии и, сразу осмелев, уверенно прошла в самый центр комнаты.
Стуча каблучками, к ним тут же подлетела Беатрис и зашептала Лили:
– Я даже пригласила свою самую худшую подругу, Агату Крамп. Она пыталась разорвать меня на мелкие клочки своими когтями, когда я была в «Друри-Лейн», а я решила отплатить за зло добром. И отравить ее пунш. – Беатрис вручила Лили бокал. – Пей без опаски. Но на самом деле лучший способ нанести удар по своим врагам – это быть к ним доброй. Если, конечно, все-таки не захочется их отравить. И это такое невероятное удовольствие – видеть, как они кривятся от твоего счастья. – Беатрис вдруг повернулась и зашептала: – Она направляется к нам. Надо мне успеть запастись ядом. – И умчалась прочь.
Агата Крамп подошла к ним, держа в руке бокал. Она потянула носом воздух:
– Сколько же романтики и счастья вокруг! Мне так приятно купаться в этом ощущении любви! Эти частички истинной жизни дарят нам надежду на лучшее. – Агата отпила из бокала. – Какой замечательный портрет вашей матери, Эдж! Жена лорда Эндрю – настоящая художница. И все-таки я просто обязана увидеть тот знаменитый портрет лорда Эндрю, ведь пока я ознакомилась лишь с гравюрой. Мне говорили, что в оригинале ничего не прикрыто листьями. Это правда?
– Я не видел тот портрет, – ответил Эдж.
– Я слышала, что именно в те моменты, когда он позировал для картины, и расцвела их любовь. – Агата посмотрела на Эджа: – А когда влюбились вы?
– Не могу назвать точного мгновения, – ответил Эдж. – Помню, как делал уроки в саду и все время думал о Лили. Так что, возможно, я влюбился много лет назад. Может быть, еще в детстве, когда она угостила меня апельсиновым бисквитом.
