Вин вошел в палаццо, напряженно подняв плечи. Он сам не знал, куда направляется. Он был охвачен смятением, близким к панике. Словно требовалось срочно или спасаться бегством, или бросаться в драку.
Он не мог сражаться со Скарлетт, значит, оставалось бежать. Но он никогда в жизни не обращался в бегство.
Вин провел дрожащей рукой по волосам. Когда он сказал Скарлетт о брачном контракте, то полагал, что испытает торжество или хотя бы удовлетворение оттого, что ситуация перешла под его полный контроль. Но вместо этого, увидев, как счастье в глазах жены сменилось ужасом, он пережил физическое ощущение, которого никак не ожидал. Руки его сами собой сжались в кулаки. Он мгновенно захотел наказать, стереть с лица земли того, кто причинил ей боль.
Но винить было некого – только самого себя.
– Винсенто!
Вин резко остановился в сверкающем позолотой холле, увидев, что его ждет Джузеппе.
Только объяснений с так называемым отцом ему сейчас не хватало. Вин выругался про себя. Сейчас еще Джузеппе обрушит на него упреки, когда он и без того терзает сам себя.
– Ты что-то хотел? – выдавил он сквозь зубы.
Джузеппе подошел ближе. В своем парадном смокинге он выглядел очень представительно.
– Я хотел поговорить.
– Только, пожалуйста, покороче.
– Я всегда знал, что ты не мой родной сын. – Он смущенно улыбнулся. – Я был достаточно краток?
Вин ошеломленно посмотрел на него:
– Что?
Пожилой господин покачал головой:
– Винсенто, у твоей матери глаза были голубые, как у меня. Разве возможно, чтобы у нас родился ребенок с такими темными, как у тебя, глазами?
Эти слова потрясли Вина, который двадцать лет таил свою тайну.
– Но мать много лет брала у тебя деньги. Почему же ты не послал ее к черту, если я не твой сын?
– Потому что ты именно мой. – Он шагнул вперед. – С того момента, как я взял тебя, крошечного, на руки, я стал твоим отцом.
Вин ясно представил тот миг, когда сам впервые взял на руки новорожденного сына. Он еще ярко помнил это ощущение.
Джузеппе положил ему руки на плечи.
– Мне не было дела до того, что покажет анализ ДНК. Я любил тебя. Ты был и есть мой сын. И всегда им будешь.
Вин почувствовал, что у него кружится голова, словно он залпом выпил бокал шампанского. Пол под ним покачнулся.
Он страшно ошибался. Будучи уверен, что никогда ни в чем не ошибается, он оказался кругом не прав.
Он-то считал, что ничего не боится. А сам боялся целых двадцать лет.
Все эти годы он прятался от Джузеппе и Джейн, прятался от чувств, от жизни. Из-за чего? Из-за ничего не стоящей, никчемной тайны?
В своей сознательной жизни он стремился все контролировать и ни к кому не привязываться, чтобы никогда не испытать боль утраты. И когда он, сам того не желая, полюбил Скарлетт, это настолько его напугало, что он решил: нужно подчинить ее себе, сделать своей рабыней.
Да неужели он всерьез рассчитывал управлять ею с помощью какого-то листка бумаги? Перед ней он был абсолютно бессилен. И никакой брачный контракт на свете не мог это изменить.
«Я люблю тебя, Вин. А ты любишь меня. В этом-то все и дело, ведь так? Ты боишься любить меня».
Джузеппе печально вздохнул:
– Как жаль, что я не знал, что ты именно поэтому избегал нас. – Он взглянул на жену, которая тем временем подошла к ним и встала рядом, а потом к ним присоединилась и Мария. – Мы глупо поступили, что молчали, просто не хотели дать тебе еще один повод сторониться нас.
– Ты тоже знала? – спросил Вин у Джейн.
Она улыбнулась, вытирая слезы.
– Разумеется, знала, дорогой мой, мы же с Джузеппе давно женаты, и у нас нет тайн друг от друга.
– А я не знала! – обиженно воскликнула Мария, откидывая длинную вуаль. – Мне никогда ничего не рассказывают.
Вин посмотрел на младшую сестру в белом подвенечном платье, и в одно мгновение вся его жизнь предстала перед ним в новом свете.
Скарлетт была права во всем.
Какая-то его часть полагала, что, если он ее оттолкнет, она сбежит от него, и это подтвердит его худшие опасения и оправдает то, что он хитростью заставил ее подписать проклятый контракт.
Он хотел оттолкнуть ее!
«Ты боишься любить меня. Да, боишься. Ты пытался возвести между нами стену. Но я тебе этого не позволю. Мы любим друг друга. Мы принадлежим друг другу».
С первой минуты, как он встретил Скарлетт в Нью-Йорке в том маленьком баре, где она подавилась выпитой впервые в жизни водкой, он был очарован ею. Никогда он не встречал женщины, похожей на нее, – такой независимой, пылкой и чувствительной.
Он с самого начала почувствовал, что она должна принадлежать ему, и решил гарантировать себе это, как, например, его смехотворная фантазия, что он сумеет защитить свое сердце, заставив ее подписать бумаги, или что надо меньше любить ее, потому что сильнее тот, кто меньше любит.
Но теперь он видел, что ошибался.
Сильнее не тот, кто любит меньше, а тот, кто любит больше.
И не потому, что может контролировать партнера или застраховать себя таким образом от страдания, но потому, что у него хватает смелости жить полной жизнью и встречать лицом к лицу радость и боль. Быть свободным человеком и иметь мужество любить без оглядки – вот в чем заключается подлинная сила.
И как ни любил он сына, не он первый растопил его сердце.
Первой была Скарлетт.
Вин посмотрел на отца:
– Мне надо немедленно поговорить с женой.
– Иди, сынок, – горячо произнес Джузеппе. – Покажи ей, какой ты на самом деле.
Вин, кивнув, направился обратно к выходу.
Он не должен был сдавать виллу без ее ведома. Он и этим поступком хотел вынудить Скарлетт возненавидеть себя. На вилле он никогда не чувствовал себя дома – до последнего времени. Но Скарлетт превратила печальную, унылую, обветшалую тюрьму, в которой он томился в детстве, в счастливый семейный очаг.
То же самое она сделала с ним. До встречи с ней Вин был сконцентрирован на деньгах и власти, в ущерб собственному счастью. Он так боялся быть уязвимым, что, не появись Скарлетт в тот день в соборе Святого Суизина, он женился бы на женщине, к которой был полностью равнодушен.
Если бы не Скарлетт, он стал бы вторым Сальваторе Калабрезе, эгоистичным, мелочным, с замороженным сердцем. Столько всего сделала для него Скарлетт, а в ответ просила только, чтобы он любил ее. Чтобы стал тем человеком, которым был рожден. Человеком, которого она заслуживала.
Его торопливый шаг перешел в бег. Кивнув сонному охраннику, сидевшему в холле, он распахнул входную дверь.
