Я понимал, что солдаты взвода дорогу знают. Поэтому сразу за воротами военного городка они прекращают набивать в магазины патроны и снова начинают это делать только после того, как машина въедет в поселок.
А за ним дорога уже становилась горной, где разгоняться было рискованно. Тем более на грузовике. Тяжелой машине бывает сложно вписаться в поворот. А их на здешних дорогах куда больше, чем прямых участков.
Размышляя об этом, я и сам не заметил, как задремал. Кабина автомобиля, в отличие от кузова, этому способствует.
Проснулся я только тогда, когда услышал, что меня зовет водитель:
— Товарищ старший лейтенант!..
Я поднял голову.
— Здесь где-то? — спросил водитель.
Я включил свой планшетник и посмотрел навигатор. Оказалось, что мы проехали дальше места высадки больше двух километров. Я сообщил об этом водителю.
— Ничего. Я развернусь, — проговорил он.
Я посмотрел на узкую дорогу, где двум легковым автомобилям встретиться было можно. Им даже, наверное, удалось бы не задеть друг друга. Но грузовики тут разъехаться, пожалуй, не сумели бы. Разве что на минимальной скорости. Водители при этом должны были бы постоянно контролировать все свои и чужие действия.
А уж про разворот машины-монстра я и не говорю. При таком маневре весь мой взвод запросто мог вместе с машиной угодить в пропасть.
Я снова посмотрел на навигатор. Примерно в восьми километрах впереди была площадка, специально сделанная для разъезда грузовиков. Там без проблем могла бы развернуться целая автомобильная колонна вместе с бронетехникой, сопровождающей ее.
— Останови. Мы сами назад вернемся. А ты поезжай до площадки. — Я показал водителю монитор планшетника. — Там и развернешься, не раньше. Потом двинешь назад.
Водитель посмотрел на свой навигатор. Карта там была другого масштаба, и площадка для разъезда на ней не значилась. Парень сам поставил на ней отметку.
Грузовик остановился. Я еще раз сверился с картой и нашел боковой проход к ущелью, в которое нам предстояло попасть. Нам надо было вернуться метров на триста. Как только взвод подготовился к маршу, я дал отмашку водителю, и грузовик уехал. А мы, не тратя попусту время, двинулись к боковому проходу.
К месту, выбранному в оперативном отделе сводного отряда для устройства временного взводного лагеря, мы вышли через четыре часа сорок две минуты. Мои парни пришли к цели на тридцать четыре минуты раньше расчетного времени, определенного оперативным отделом. Возможно, сказалось то обстоятельство, что мы срезали путь по боковому проходу или же просто шли быстрее обычного.
Кто-то заметит, что на таком продолжительном пути тридцать четыре минуты — это ничтожная величина. Я не соглашусь с таким утверждением и предложу такому человеку преодолеть нашу дистанцию с соответствующим грузом и с соблюдением норматива. При этом я даже не попрошу его сэкономить тридцать четыре минуты. Я уверен, что это по силам далеко не каждому. Но мы смогли.
Тяжело дался переход сержантам контрактной службы Росгвардии, которые должны были командовать беспилотниками. Хотя их груз тащили мои бойцы, но и самих этих ребят по большому счету тоже требовалось волочь на себе. Но мои ребята их подбадривали. Парни держались через силу и, как говорят в спорте, не сошли с дистанции. Этим они заслужили мое уважение.
Самое узкое место ущелья взвод прошел без остановки.
Но я задержал там ефрейтора Алпатова, нашего сапера, и поставил ему задачу:
— Ставишь в одну систему три «ведьмы». Подумай, как добиться максимальной площади поражения. Наверное, одну так пристроишь, чтобы ее не удалось обойти, а две другие — позади. Чтобы они после активизации первой сработали. Предусмотри рикошеты. Да ты и сам все знаешь. Не мне тебя учить. Определи проход на случай нашего возвращения. Даже по камням. Потом нас догонишь. Мы только на полтора километра отойдем.
Ефрейтор остался на месте. Взвод уже прошел дальше, и мне самому пришлось догонять бойцов. Впрочем, для меня это не составило большого труда.
Топографические карты в оперативном отделе были хорошего качества. Каждая высотка отмечена, любой перепад глубины ущелья. Это позволило офицерам даже выбрать удачное место для размещения нашего сторожевого поста. Я осмотрелся и согласился с их мнением, хотя в таких вопросах предпочитал проявлять самостоятельность, поскольку на месте всегда виднее, чем на карте.
Я подозвал к себе старшего сержанта Сметанина и приказал:
— Здесь поставишь пост! Снайперы дежурят попеременно по восемь часов. Могут спать здесь. Часовые меняются через полтора часа. Ты назначаешь сменных. Все они постоянно во внимании. Пусть при первом же подозрении зовут снайпера, чтобы он посмотрел через прицел. — Я протянул старшему сержанту свой бинокль с тепловизором. — Это для часовых. Неграмотных научишь пользоваться этой премудростью. Сейчас Алпатов нас догонит. Предупреди часовых, чтобы они его ненароком не подстрелили.
— Алпатов, товарищ старший лейтенант, уже догнал нас, — сказал Сметанин и показал рукой на сапера, который только-только вышел из-за крайних высоких камней.
— Как успехи, Вячеслав? — спросил я ефрейтора.
— Все сделал так, как вы велели, товарищ старший лейтенант. Мышь только и проскочит, потому что она легкая.
Я знал, что «ведьма» — штуковина весьма совершенная. Ее взрыватель настраивается на внешнее воздействие с силой от одного до семнадцати килограммов. То есть хватит и совсем незначительного усилия, чтобы активировать это вот убийственное создание рук человеческих.
Недавно я прочитал в Интернете результаты подсчетов ирландских ученых. Они утверждают, что финансовые суммы и усилия, израсходованные на создание оружия и вообще всех средств убийства только за двадцатый и двадцать первый век, который, по сути, совсем недавно начался, стоило бы потратить на здравоохранение и лечение больных. В этом случае на нашей планете сейчас жили бы более десяти миллиардов человек. Это не считая тех людей, которые погибли в различных войнах. Все эти люди, населяющие Землю, были бы здоровы.
Я, правда, так и не понял, какую информацию хотели донести до читателей авторы этой статьи. Я лично понял это так. Если бы не убийственное оружие, то человечеству сейчас просто было бы невозможно прокормить себя. Тогда у меня сразу появилась собственная мысль. Надо было бы эти деньги хотя бы частично потратить на производство продуктов питания.
Признаюсь, что я отнюдь не пацифист. Понятно, насколько трудно офицера спецназа обвинить в этом смертном грехе. Тем не менее я могу понять утверждение отдельных специалистов в области военной психологии, что чем больше в мире оружия, тем тяжелее становится мысль о необходимости убивать. Но я, опять же именно как офицер спецназа, вижу разницу между понятиями «убивать» и «уничтожать». Наша задача — уничтожить тех, кто желает убивать. Мы пока успешно справляемся с ней.
