— На Сергея Кримова, — сказал я.
— На скользкого Сергея? — переспросил Иван.
— На него самого.
— Хочешь сказать, что Седьмой здесь? — поинтересовался Антон.
— Похоже, недавно прибыл.
Антон присел в другое кресло и тоже налил себе выпить.
— Вот так новость, — задумчиво сказал он. — Не встречался ни с кем из старого полка с тех пор, как мы вступили в Львиную стражу.
— Теперь они в боевой группе Красса. Приписали к ней после Кассари.
— А еще кого-то видел? — спросил Иван.
— Только Сергея. Он бродил в одиночку, ища достопримечательности Ахерона.
— Скорее бары и связи с местными бандитами, — уточнил Антон.
— Мы пили за его счет, — ответил я.
— А ты после проверял кошелек? — спросил Антон.
— Что ты имеешь против парня?
— Он всегда был мутным типом, — ответил мне Антон.
— Люди меняются, — заметил я.
— А если и нет, нам какое дело? — сказал Иван. — Лев всего лишь пил с ним, а не ввязывался в его темные делишки.
— Думай как хочешь, но выслушай меня. Этот парень продаст пломбы из твоих зубов, а затем вернется еще и за зубами.
— Говоришь, они часть боевой группы Красса? — спросил Иван. — Тогда сюда прибыло четыре его полка. Теперь у него здесь больше полков, чем у кого-либо другого.
— Они должны находиться на фронте и сражаться с еретиками, — заметил Антон.
— Обязательно сообщу это Крассу при следующей встрече, — сказал я, однако уже стал прикидывать в уме расклад сил.
Четыре полка, из них один тяжелый бронетанковый, делали Красса самым могущественным человеком на планете. А принимая во внимание, что тут же находились Махариус и остальные лидеры Крестового похода, они в равной мере делали его и самым могущественным человеком в Империуме. Интересно, наслаждался ли он сейчас этим чувством?
— Значит, его прикрывают «Гибельные клинки» и «Теневые мечи», — сказал Иван, явно проводя такие же вычисления. Грустно осознавать, как скоро в нас всех поселилось предчувствие измены. Думаю, это также говорило о том, какая атмосфера царила в то время и в том месте. Полагаю, каждый из нас питал подозрения насчет исхода этого конклава.
— Давайте делать ставки, — вдруг предложил Антон.
— На что? — спросил я.
— Кто первым ударит Махариуса в спину.
— До этого не дойдет, — произнес я.
— Почему? — поинтересовался Антон. — Тебе откуда знать?
Ответить мне было нечего. Я действительно не знал, что ему сказать. Да я даже сам не верил в свои слова.
— Ты впрямь думаешь, что нам придется сражаться против Седьмого? — сказал Иван.
— Если мы согласны с Антоном, то вполне вероятно.
— До этого не дойдет, — повторил вслед за мной Иван. Его ровный механический голос придал его словами уверенности, которой, я не сомневался, он вовсе не чувствовал.
Сложно было представить, что мы вообще говорим о том, что нам придется защищаться от людей, вместе с которыми мы когда-то воевали. Неужели вот в это превратились высокие идеалы Крестового похода?
Возможно, Махариус совершил ошибку, прибыв только с личной гвардией и остатками гроссландцев. И они, с учетом их потерь на Локи, вполне вероятно, могли оказаться не на нашей стороне.
Кардинал Септим вошел в тронный зал Махариуса в окружении парящих сервочерепов. Я шагнул ему навстречу, чтобы преградить дорогу. Он взглянул на меня так, как смотрят на особо ядовитое насекомое. Его охранники уставились на меня, однако вряд ли они могли тут что-то сделать. Ведь у меня был дробовик. Их тщательно досмотрели перед входом, изъяв все оружие. Меня проинструктировали провести еще один обыск, прежде чем они подойдут ближе. Просто на всякий случай.
Когда я закончил, кардиналу разрешили приблизиться к трону Махариуса с кипой скрепленных печатью документов, которые он и передал лорду верховному командующему. Листы пергамента выглядели достаточно внушительно, и Махариус всем видом давал понять, что пристально их изучает.
— Вы удовлетворены? — справился кардинал, взглядом знатока разглядывая пышное убранство зала.
Я чувствовал, будто он мысленно оценивает стоимость каждой передвижной статуи, каждого коврика из драконьего меха.
— Осторожность лишней не бывает, — ответил Махариус.
— А теперь, когда мы установили мои bona fides, может, обсудим вопрос, который привел меня сюда?
— Непременно, — произнес Махариус.
Кардинал обернулся и обвел взглядом меня и всех остальных. Похоже, ему не хотелось начинать разговор при подчиненных.
— Можете говорить все что угодно перед сержантом Лемюэлем и его людьми, — сказал Махариус. — Я вверяю им свою жизнь.
— Вы вверяете им куда большее, раз позволяете слушать тайны Империума.
— Они дали те же клятвы Императору, что и я. Им можно доверять не меньше моего.
Кардинал выглядел так, словно собирался возразить, но по виду Махариуса было ясно, что он не собирается менять свое решение и, возможно, так все и задумывалось.
— Как пожелаете, — ответил он.
— Тогда говорите, — сказал Махариус.
— Вы совершили невероятные деяния, — начал кардинал. Его голос немного изменился. Теперь Септим стал оратором, обращавшимся к толпе, пускай этой толпой были только лорд верховный командующий и его гвардия. Махариус иронически отмахнулся. — Вы сослужили для Империума службу большую, чем любой другой человек за десяток поколений, за десять десятков поколений. Теперь для Империума настало время показать, как сильно он вас уважает.
Махариус улыбнулся, однако улыбка не отразилась в его глазах.
— И какую форму примет это уважение?
— Вас представят к наградам, достойным ваших побед.
— Предположу, что вы привезли их с собой.
— Как бы я смог это сделать? Вам окажут триумф на самой Святой Терре. Вы вместе с избранными полками полетите туда и получите награды от элиты Империума.
— Понятно, — произнес Махариус. Конечно, он все понял. Даже я понял. Его отстраняли от командования Крестовым походом. Как только его отделят от армий, ему вряд ли позволят вернуться обратно. — Но собравшиеся здесь командиры должны отправиться вместе со мной. Я не смогу пренебречь ими и не поделиться частью славы, ведь их заслуга в победе не меньше моей.
Кардинал Септим замолчал, как будто не ожидая услышать подобного.
— Их почтят в положенное время. Вы — единственный, кому даруется вся слава. Вы — единственный, кого ждет триумф.
Махариус склонил голову набок. Не хотел бы я оказаться на месте человека, которого он разглядывал таким образом. Слишком сильно он напоминал хищника, разглядывающего травоядную жертву.
