Наполовину пригнувшись, сжимая в руке нож, я пошел вперед. Корпус танка отсекал большую часть звуков снаружи. После адского шума сражения здесь казалось почти тихо. До меня донеслись голоса еретиков, разговаривающих друг с другом сиплыми, утробными голосами. Кто-то кашлянул, как будто у него в легких скопилась слизь.
Я понятия не имел, о чем они говорили, и совершенно не хотел понимать. Едва мысль посетила меня, как один из них что-то быстро забормотал другому. Кто знает, может, собеседник оскорбил его, а может, он восхищался бойней. Однако более вероятным мне показалось то, что одному из них сообщили об атаке на машину.
Я выглянул из-за угла и увидел именно то, что ожидал. Двое солдат сидели в обычных водительских креслах. Перед ними располагался командный алтарь со стандартной панелью управления, как и в любой машине подобного рода. Тот, кого я принял за водителя, поднял глаза, когда я вошел внутрь, и потянулся за пистолетом. Я отступил назад, высунул дробовик из-за угла, а затем нажал на спусковой крючок и быстро отпрыгнул обратно.
Рев выстрела громом разнесся в тесных закутках танка, однако я все равно услышал их крики. Заряд дроби срикошетил в кабине, подобно тысячам крошечных металлических ос, дробинки отскакивали от стальных стен до тех пор, пока не погружались во что-то мягкое и достаточно массивное либо не теряли инерцию.
Я решил выстрелить из-за угла, чтоб уменьшить вероятность попадания дроби в меня самого, но все равно нескольким дробинкам это удалось. Я с трудом мог представить себе запутанную траекторию, которую им пришлось преодолеть, но, когда стреляешь, всегда есть шанс попасть во что угодно, включая самого себя, пусть ты даже стоишь за углом. Одна дробинка засела в руке. Из ранки сочилась кровь. Еще одна оцарапала щеку. Третья содрала с ноги лоскут кожи. Впрочем, ничего серьезного. Я обождал секунду и только затем рискнул выглянуть снова.
На этот раз я опустил голову ниже — если водитель будет целиться туда, где она была раньше, ему потребуется доля секунды, чтобы опустить прицел. Но волноваться не стоило. От еретиков осталось кровавое месиво. Один из них лишился глаза, его лицо было в крови, как и шея, — из-за разодранной плоти и перебитой артерии. Кровь толчками вырывалась между пальцами, которыми он пытался закрыть рану. Это ему не поможет — меньше чем за минуту он истечет кровью.
Его товарищ выглядел даже еще хуже. Он сжимал свой живот, пробитый в сотне мест. Его также покрывала кровь, своя собственная и товарища. Он принял на себя большую часть заряда. Пистолет валялся на полу кабины. Из открытого рта еретика текла кровь. Дробинки раскололи ему несколько зубов, и я заметил, как одна из них поблескивает в коренном зубе.
Я не собирался делать еще один выстрел с такого близкого расстояния в замкнутом пространстве. Кабина была слишком маленькой, чтобы так рисковать. Вместо этого я шагнул вперед и ударил прикладом дробовика по лицу водителя. Раздался треск костей черепа и шеи. Он был пристегнут к креслу, поэтому сила удара заставила его голову с хрустом откинуться под неестественным углом.
Его товарищ выдавил что-то потрясенным, наполненным болью голосом. Я ощутил нечто вроде вины, и это чувство заставило меня ударить еще сильнее, превратив его череп в желе.
Убедившись, что оба они мертвы, я стянул водителя с кресла. Мне было некогда отчищать его от крови, времени не было ни на что, поэтому кресло влажно хлюпнуло, когда я сел в него. В кабине пахло, как на бойне, однако по всей машине витал тот странный сладковатый болезненный запах, похожий на грибок, который у меня начал стойко ассоциироваться с полями сражений на Локи.
Я вытер рукавом кровь с водительского перископа. Мои штаны стали влажными, и я понял, что это из-за крови на сиденье. Под ботинками булькнуло, когда я опустил ноги на педали. Ради эксперимента я прочел несколько молитв, пока мои руки плясали над панелью управления. «Гидра» отвечала на старые ритуалы — она взревела, оживая. Я прильнул к перископу и оглядел поле боя.
Вражеские войска текли мимо нас, направляясь вниз. Они пока не догадывались, что танк уже им не принадлежит. Я надеялся, они не поймут этого еще несколько секунд. Дрожь крыши подсказала мне, что башня пришла в движение. Я не представлял, во что она целится. Мне оставалось лишь надеяться, что Иван разобрался с ее управлением. Он всегда был отличным стрелком.
И тут мне пришла в голову мысль, что, даже если Иван и не управлял орудиями, я все равно могу кое-что сделать, пусть это будет стоить мне жизни. Я нажал кнопку, услышал, как с ревом оживают двигатели, и переключил передачу.
Не скажу, что водить «Гидру» еретиков то же самое, что водить имперскую технику, но это довольно похоже. Базовые принципы вождения танка или другой гусеничной машины остаются теми же, неважно, чем ты управляешь. Если передашь мощность на обе гусеницы, поедешь вперед. Если переключишь обе гусеницы на реверс, поедешь назад. Если поставишь одну гусеницу на переднюю передачу, а вторую на реверс, то развернешься. Как раз этим я и занимался, когда услышал скрежещущий звук и понял, что забыл убрать стабилизационные опоры.
В комм-сети раздалось сиплое бормотание, в котором мне послышались злые вопросительные нотки. Учитывая настойчивость бормотания, а также то, что оно доносилось из уха ближайшего трупа, я предположил, что кто-то интересовался, что я творю. Я сосредоточился на перископе, одновременно потянувшись к кнопкам, которые поднимут опоры. Я не хотел, чтобы нас что-нибудь тормозило, когда мы начнем движение.
Зашипели поршни, и опоры на бортах и корме танка с лязгом начали убираться. Моя догадка оказалась верной. В перископ я увидел, как на нашу машину уставились несколько солдат-еретиков. Большинство продолжали маршировать, словно одурманенные, со странной слаженностью, столь часто встречавшейся там, в траншеях.
Я передал всю мощность на обе гусеницы, и танк рванул с места, почти выпрыгнув из окопа. Я помолился Императору, чтобы какой-нибудь «Леман Русс» не решил воспользоваться представившейся возможностью, чтобы выстрелить в нас. Мое сердце выскакивало из груди, пока «Гидра» не оказалась по другую сторону склона, катясь прямо на армию, выходящую из-за стен улья.
Я увидел, как глаза людей панически расширились, и они стали отпрыгивать у меня с пути, едва поняв, что происходит. Осознать успели лишь немногие солдаты, да и те бросались наутек, сталкиваясь с раздраженными товарищами, которые осыпали их оскорблениями и проклятиями и не давали сбежать. Я врезался в шагающую колонну. Танк загромыхал и затрясся. Снаружи донеслись едва слышимые булькающие крики.
Я повидал достаточно попавших под танк людей, чтобы представить результат своего вождения. Я продолжал ехать вперед, оставляя по каменистой земле улья кровавые полосы и раздробленные кости.
Какой-то офицер поднял руку ладонью вперед в универсальном жесте, который означал «Стоп». Возможно, он полагал, что водитель «Гидры» просто совершил ошибку, неправильно повернул и нуждается в том, чтобы кто-то объяснил ему, что делать. Я переехал и его вместе с ротой у него за спиной, которая к тому времени начала бросаться врассыпную.
