Общий инструктаж был назначен на 16.00. Я оправился в офицерскую столовую, чтобы разбудить Джеко, который пытался наверстать упущенный сон. Как и все мы, он был утомлен, летая все три предыдущие ночи. Пришлось хорошенько потрясти его, чтобы заставить покинуть постель. Мы перелетели в Калтисхолл, который снова был нашей отправной точкой. Там мы провели последнюю проверку самолетов и уточнили погоду. Метеоролог обещал нам прекрасную ночь с полной луной и незначительной высокой облачностью. Это было хорошо для нас, но я не завидовал нашим большим братьям, потому что такие условия благоприятствовали и ночным истребителям люфтваффе. Ненадолго Джеко и я прилегли на стульях, затем в 21.30 я собрал все экипажи для нескольких заключительных слов и пожелал им удачи перед тем, как вместе с Джеко подняться в свой «бью», чтобы возглавить первую «волну».
Мы пересекли английское побережье около Кромера, взяв над Северным морем курс на Гельголанд. Я на время забыл о своей усталости, хотя позднее этой ночью она сказалась на мне. На этот раз мы не могли видеть бомбардировщики на нашем бортовом радаре, поскольку они были гораздо дальше к северу, но Джеко все равно проверял его, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Он должен был также удостовериться, что мы достигнем линии патрулирования к северу от Фризских островов в правильной точке. Поддерживая скорость около 260 км/ч, что почти соответствовало скорости бомбардировщиков, я надеялся убедить немецкую оборону, что мы были выбившимся из основного потока самолетом, и тем самым привлечь один или два ночных истребителя.
Через 50 минут полета мы достигли западного конца линии нашего патруля. Теперь рассеялись даже маленькие облака, и видимость казалась бесконечной. По правому борту мы могли видеть темные контуры островов, за ними на юг береговую линию Голландии и впереди вдали устье реки Эмс. Не было видно ни одного огонька, но к этому времени сотни наших бомбардировщиков с гулом летели к своей цели, Пенемюнде. Конечно, немецкая ПВО уже, должно быть, что-то обнаружила. Я смутно увидел впереди мощно вооруженный форт Гельголанда. Не было никакого смысла лететь через огонь его пушек, так что я взял немного южнее. Каждые несколько секунд я спрашивал Джеко, не обнаружил ли он что-нибудь. Пока ничего не было.
В конце патрульной линии я развернулся и направился обратно. Я только выровнял самолет после разворота, когда Джеко сообщил:
– Боб, у меня есть контакт «Serrate». Поворот влево, и поднимайтесь на 60 м.
По его голосу я мог понять, что он засек что-то конкретное.
– Боб, я думаю, что мы имеем одного из них. Продолжайте левый поворот. О'кей, теперь выровняйте. Он точно впереди и немного выше.
– У вас есть радарный контакт?
– Нет, еще нет, но, продолжая следовать этим курсом, мы сближаемся; будьте внимательны. Вокруг еще много других гадов.
Мы приближались к ночному истребителю, но не могли точно знать, как далеко он находится, пока не установили радарный контакт. По количеству сигналов на приборе «Serrate» было очевидно, что враг знал о появлении наших бомбардировщиков и теперь на максимальной скорости направлялся наперехват.
Проходили минуты, пока мы сближались, летя в северо-восточном направлении, назад к Гельголанду. Я осматривал небо в поисках врага, который мог подкрасться к нам.
– Боб, есть радарный контакт в 4500 м немного слева и выше. Максимальная скорость и плавный поворот влево.
Сообщения Джеко теперь следовали непрерывным потоком, как будто он хотел заставить нас лететь к цели. Я отрегулировал яркость прицела и напряженно всматривался вперед и вверх. Мы теперь были в 360 м, и я хотел обнаружить своего противника намного раньше, чем он обнаружил меня.
– Боб, он всего в 360 м, прямо впереди и немного выше. Вы должны его видеть сейчас.
Джеко становился нетерпеливым. Почему я не видел вражеский самолет? Возможно, мое переутомление сказалось на зрении, глаза резало. Внезапно он возник передо мной предельно четко – два двигателя, двойное хвостовое оперение – наш постоянный противник, ночной истребитель «Мессершмит-110». Он плавно поворачивал влево.
– Джеко, поднимите голову.
– О'кей, я вижу его. Задайте ему как следует.
На дистанции 230 м я мягко потянул штурвал на себя, и «бью» задрожал, когда я нажал на кнопку огня. Противник перешел в пологое пикирование к морю. Мы последовали за ним, и я выпустил вторую очередь. Вспышка огня – и он стал вертикально падать.
Я вновь поднялся на высоту 4900 м, снова направляясь к Амеланду.
[109] Прежде чем мы выровнялись, Джеко энергично скомандовал:
– Резко вправо, там еще один, всего в нескольких сотнях метров.
Я вел «бью» в крутом вираже, когда Джеко передал:
– Внимание, он всего в 180 м впереди и немного выше. Вы сближаетесь слишком быстро.
– Боже, я вижу его! – закричал я.
Выше меня был еще один «Мессершмит-110», выполнявший резкий разворот, и при скорости, с которой мы летели, казалось, что мы идем на таран. Я взял штурвал на себя, поймал его в прицел и открыл огонь приблизительно с сорока пяти метров, с дальности прямого выстрела. Последовала ослепительная вспышка, когда «Ме» взорвался прямо перед моим лицом. Наш «бью» начал яростно мотаться из стороны в сторону, угрожая перевернуться на спину. Мое ветровое стекло было покрыто пятнами масла от взорвавшегося самолета, чьи обломки рухнули в море. «Боже, как это было близко», – это все, что я смог произнести. Когда мы выполняли вираж, я в лунном свете увидел парашют, плавно опускавшийся вниз. Моя кровь вскипала. Возможно, это была реакция на то, что мы лишь по счастливой случайности избежали столкновения, или, возможно, потому, что я был измотан. Я вызвал Джеко по внутренней связи:
– Один из ублюдков, должно быть, спасся, я собираюсь прикончить его.
Я уже развернулся к парашюту, когда Джеко сказал:
– Боб, оставьте этого несчастного гада в покое.
Это замечание вернуло меня в чувство. Когда мы пролетали мимо жалкой фигуры, повисшей на конце парашюта, мне было жаль, что я не мог передать ему, что его жизнь была спасена состраданием моего радиооператора – еврея, подобного многим из тех, кого нацисты убивали в гетто и концентрационных лагерях в Европе.
[110]
