Стилихон обладал достаточными силами, чтобы защитить Запад от готов — но, несмотря на всю свою доблесть, он был никудышным политиком. Слишком занятый сражениями за империю, он годами игнорировал вероломство двора Равенны и ядовитые интриги Рима, полагая, что верное служение государству защитит его. Однако Сенат состоял из людей, что носили громкие имена, но имели мало власти, презирали его и глубоко возмущались тем обстоятельством, что выскочка-полуварвар обладает властью большей, чем они. С тех пор как Стилихон уничтожил «Книги Сивилл», консервативные сенаторы-язычники возненавидели его с пугающей силой.
[31] Когда Стилихон пришел к ним и потребовал предоставить четыре тысячи фунтов золота, чтобы откупиться от вестготов, сенаторы пришли в негодование.
Неудивительно, что Стилихон решил подкупить Алариха вместо того, чтобы вести против него войну. Полководец годами сражался в безнадежной битве, чтобы сохранить целостность Запада, но его изможденная и обнищавшая армия не могла находиться в нескольких местах одновременно. С такими войсками, и без того сражающимися на пределе своих сил, заплатить вестготам было единственным разумным решением — но для сенаторов, укрывшихся в безопасности Рима, оно представлялось неоправданным унижением.
[32] В настолько взвинченной обстановке одному из них не составило труда убедить слабого императора Гонория, что подобным постыдным предложением Стилихон опорочил честь Рима и должен быть казнен. Стража, немедленно высланная, чтобы арестовать его, вывела потрясенного Стилихона из церкви, которую он посетил, и безнаказанно убила его вдали от его солдат.
Сенату недолго оставалось злорадствовать. С уходом великого защитника Запада Италия осталась беззащитной перед ужасными готами. За какие-то месяцы перевалив через Альпы, торжествующий Аларих выстроил свои войска перед воротами древней столицы империи. Граждане Рима отказывались верить своим глазам, полагаясь на внушительную репутацию города, что некогда правил миром. Они дерзко заявили готам, что каждый житель города будет сражаться до смерти, прежде чем хоть один варвар войдет в него. Аларих только рассмеялся их хвастовству, проворчав: «Чем гуще трава, тем легче косить». Он послал свою армию на штурм стен, и в конце августа 410 года случилось невероятное. Впервые за восемьсот лет враждебная армия вторглась в Рим.
Сенату, наблюдающему, как готы растекаются по семи холмам, оставалось винить только себя. За три дня варвары разграбили Вечный город, вломившись даже в усыпальницу Августа и рассыпав священный прах. Когда первая волна грабежей схлынула, мародерство уже не были особенно жестоким, но его глубокое воздействие ужасающе отозвалось во всех уголках империи. Св. Иероним писал из Вифлеема: «Ужасные вести донеслись с запада… Голос застывает у меня в горле… Город, который владел целым миром, теперь повержен».
[33]
Шок от зрелища города, который мнился несокрушимым, но был отдан на милость варваров, вдребезги разбил западное представление о империи как о божественно устроенном государстве. Это стало первой значительной трещиной в миропонимании Востока и Запада. Находясь в безопасности, Восток в конечном счете оправился от удара и снова обрел веру во вселенские и божественные притязания империи. Но на Западе подобные взгляды были уже невозможны. Рим обнаружил свою смертную сущность, и ни одно правительство или государство по эту сторону рая не могло считаться ниспосланным свыше. Христиане считали себя скорее не гражданами, а скитальцами, странствующими по миру, что не был их родным домом, и любая империя — будь то земли Рима или Константинополя — была преходяща. Сначала такое расхождение верований казалось незначительным, но вскоре оно вылилось в громадные культурные различия, которые раскололи старую империю надежнее, чем это могли сделать любые варвары.
Римляне могли найти некое мрачное удовлетворение в том факте, что Аларих недолго наслаждался своим торжеством. Спустя несколько месяцев после своей победы варварский король скончался от горячки — но непоправимый ущерб репутации империи уже был нанесен.
[34] Легионы оказались бессильны, и ни один город более не был в безопасности от варварских волн, захлестывающих империю.
Восточный император Феодосий II был так обеспокоен, что немедленно приказал возвести вокруг Константинополя новые мощные стены. Имевшие сорок футов в высоту и шириной в шестнадцать футов, эти укрепления из камня и кирпича должны были надежно охранять город от всяких вторжений следующую тысячу лет. Разграбление Рима оставило глубокий шрам в душе римлян — но оно также послужило причиной возведения самых впечатляющих защитных сооружений в античной или средневековой истории. Империя не слишком часто жила в мире, но по крайней мере укрепления ее столицы были надежными.
Запад не мог позволить себе подобной роскоши. Гонорий сбежал, едва готы были замечены вдалеке, и как только слабость Рима обнаружилась, он официально перенес столицу в более безопасную Равенну. Но даже в новом городе западный император был бессилен остановить упадок и мог только наблюдать, как одна за одной отпадают провинции. Вестготы и франки захватили Галлию, в Испании полыхали мятежи, саксонские захватчики кишели в Британии. Обеспокоенные британцы написали Гонорию, умоляя о помощи — но ответ, который они получили, со всей ясностью показал, что Западная империя потерпела неудачу. «Позаботьтесь о себе сами» — посоветовал император.
[35] Едва ли он мог поступить иначе; имперская армия повсюду отступала, и Британия была предоставлена самой себе в долгой и тщетной борьбе с саксами.
[36] Рим все еще располагал богатствами Северной Африки, но ко времени, когда Гонорий наконец скончался от отека легких в 423 году, вандалы вырвали большую часть этих земель из-под его контроля.
