Юстиниан был слишком занят внешней политикой, чтобы заметить сгущающиеся тучи на домашнем горизонте. В 528 году наконец разразилась война с Персией, и он полностью ушел в реорганизацию восточной армии. Стареющий персидский царь выслал огромное войско, чтобы разгромить римлян — но Велизарий разбил его, очередной раз продемонстрировав свои таланты, а вдобавок смог захватить часть персидской Армении. Это была первая очевидная победа в противоборстве с Персией на памяти живущих, и прозвучала она как призыв к возрождению империи.
Эта победа также имела следствием падение царя вандалов в Африке. Годами он с все большим трудом сохранял равновесие, но недавнее торжество византийской армии сделало его позицию почти несостоятельной. С одной стороны, ему приходилось задабривать Юстиниана, чтобы держать войска империи подальше, но слишком много усилий, направленных на ублажение Византии, неизбежно вызывали обвинения в предательстве со стороны собственных подданных. Большинство вандалов опасались за свою независимость и хотели, чтобы их правитель занял жесткую позицию, но царь выбрал именно этот момент, чтобы выпустить новую серию монет с ликом императора. Эта несвоевременная попытка снискать расположение восточного двора стоила ему трона. При поддержке разъяренной вандальской знати кузен короля Гелимер сверг его и занял трон Карфагена.
С самого начала Гелимер дал понять, что не позволит Константинополю запугать себя. Когда Юстиниан прислал письмо с протестом против незаконного захвата власти, Гелимер велел ему не вмешиваться в чужие дела и изящно напомнил, что последний византийский поход против его королевства завершился полным провалом. Если византийцам так не терпится получить обратно их земли, заявил он, пусть придут и возьмут их. Мечи вандалов всегда готовы к встрече.
Юстиниан был несколько разочарован сменой вандальских королей, поскольку был абсолютно уверен, что при правильном дипломатическом нажиме возможно вернуть Северную Африку в римскую сферу влияния, не потеряв ни одного солдата. Но воинственная позиция Гелимера тоже вполне подходила для этого. Это высокомерное письмо явилось оскорблением, на которое следовало ответить — тем самым оно весьма помогло имперской пропаганде и обеспечило превосходный предлог для вторжения. Вандальские захватчики слишком долго грабили римскую землю и пренебрежительно относились к Константинополю. Теперь они должны узнать, что бывает, если дразнить римскую волчицу.
Был только один человек, которому можно было доверить африканскую кампанию, но Велизарий сейчас сражался с Персией. В 531 году ему удалось разбить превосходящую персидскую армию и добиться прекращения военных действий. Удача не оставляла его: эта битва поставила точку в войне. Несколько дней спустя потерявший силу духа персидский царь скончался, оставив наследником молодого, но сообразительного сына по имени Хосров. Чтобы укрепить свою власть, новому царю отчаянно был нужен мир, и он поспешно согласился заключить «вечный мир», что развязало руки Велизарию.
[58] Казалось, ничто теперь не может воспрепятствовать завоеванию Северной Африки.
Но едва Велизарий прибыл в Константинополь, как разразилась совсем другая война. Пока Юстиниан мечтал о славе в Африке, обстановка в столице накалилась до предела. Народ был недоволен растущими налогами и увеличивающейся коррупцией, настроения достигли точки кипения, когда император строго ограничил привилегии синих и зеленых, чтобы справиться с растущим насилием в этих группировках. Юстиниан не только позволил своим чиновникам обирать народ с помощью жестоких налогов, но теперь еще и вмешался в спортивные игры. Чтобы разрядить обстановку, на январские иды были назначены игры — но когда зрители увидели Юстиниана, занимающего свое обычное место, дело приняло опасный оборот. В анонимности толпы кто-то расхрабрился и насмешливо выкрикнул императору сожаление, что отец Юстиниана когда-то появился на свет. Стадион отозвался одобрительным ревом.
[59] Когда Юстиниан в ярости спросил, не сошли ли они с ума, чтобы так к нему обращаться, толпа рассвирепела и хлынула из ипподрома, желая ломать и крушить.
Юстиниан поспешно отступил в Великий дворец, и после нескольких часов бунта имперской охране удалось взять контроль над ситуацией. Семерых зачинщиков арестовали и приговорили к смерти,
[60] но собравшаяся на казнь огромная толпа лишала исполнителей присутствия духа, и два последних повешения сорвались. Первая попытка оказалась достаточно неловкой, поскольку веревка лопнула, а оба казнимых, как выяснилось, еще дышали. Но когда палачи попытались еще раз, рухнул уже весь эшафот. Разумеется, такое событие собрало еще большую толпу, и в поднявшейся неразберихе нескольким монахам из расположенного неподалеку монастыря святого Конона удалось увести осужденных в безопасное место.
[61]
Командующий имперской гвардией
[62] сомневался, стоит ли их преследовать, опасаясь, что если он силой ворвется в священное здание, это лишь подстегнет мятеж. Поэтому взамен он предпочел взять монастырь измором. Если этот план предполагал ослабить напряжение, то привел к строго обратному результату: огромная толпа быстро окружила солдат и громко потребовала, чтобы эти двое человек — один из синих, один из зеленых — немедленно были помилованы. Вид тяжеловооруженных солдат, осаждающих монастырь, для народа был олицетворением тирании, нарушением всех данных властью обещаний. Коронация Юстиниана давала надежду на императорскую щедрость, на хлеб и зрелища, на просвещенное правление сторонника синих, который был одним из них и разделял их страстное увлечение. Однако теперь люди обнаружили, что их император столь же суров, как и его предшественники, а угрозы в адрес безоружных монахов сделали его в глазах народа худшим из тиранов.
