В ретроспективе Хокинс не раз мог пожалеть о таком неудачном выборе фразеологии, которая предоставила в руки его критиков перманентное и существенное оружие.
Вместе с тем отношение Аткинсона к работе Хокинса не было полностью негативным, несмотря на «большие недостатки этой книги». Он признает, что она содержит некоторые интересные предположения. Идея о том, что полная Луна восходит над Пяточным камнем во время зимнего солнцестояния, дает «наилучшее объяснение Пяточного камня из всех, до сих пор предоставленных... если это будет доказано...». Он согласился с предположением, что широта Стоунхенджа выбрана не случайно (как ранее отмечали Ньюхэм и Шаррье). Такой выбор кажется преднамеренным, поскольку экстремальные северные и южные точки восходов и заходов Солнца и Луны во время солнцестояний располагались примерно под прямым углом друг к другу. Это соответствовало почти прямоугольному положению четырех базовых камней.
В заключение Аткинсон читает наставления Хокинсу, почти в стиле мудрого старого учителя и талантливого, но торопливого ученика, считая, что тот превзошел самого себя благодаря «его несомненному энтузиазму в изучении этого вопроса». Вдобавок ко всему Аткинсон считал, что Хокинс достоин благодарности за то, что привлек интерес историков к раннему развитию науки наблюдения и метрологии. В последнем абзаце он называет исследования профессора Тома в той же области как пример «скрупулезной работы», что свидетельствовало о принятии Аткинсоном и другими археологами теории Тома о мегалитических строениях (см. ниже).
Журнал Antiquity, который начиная со своего первого номера в 1927 году внимательно следил за дебатами вокруг Стоунхенджа, предложил Хойлу написать отзыв о теории Хокинса в свете его собственных идей.
В статье, озаглавленной «Споры о Стоунхендже», Хойл задает вопрос: «Как повели бы себя мы, если бы приземлились на планете в аналогичной ситуации и имели бы при себе лишь грубые веревки, камни и деревянные столбы?»
По мнению Хойла, человек подумал бы прежде всего об использовании очевидных движений Солнца для измерения времени, а также о методах определения ориентировки юг – север. Хойл считал, что строителей Стоунхенджа не интересовало направление север – юг, что, по его мнению, также указывало на то, что 24-часовое вращение Солнца – дневной оборот – совершенно не воспринималось его строителями как средство решения проблемы определения сезонов. Передвижение же Солнца вдоль линии горизонта вскоре было бы признано весьма значимым.
По предположению Хойла, используя только грубый материал, мы могли бы измерять углы с точностью до ± 0,3°, если целевая точка визирования располагалась бы примерно в 60 м (200 футах) от базисной. Хойл провел эксперимент по определению сезонов, считая, что точность в ± 0,3° достаточна для определения даты в году в пределах дня, за исключением близких к точкам солнцестояния значений. Затем, уточнив геометрию, связанную с направлениями на восход и заход Солнца, Хойл обрушил на читателей Antiquity поток рассуждений, разобраться в которых было трудно для многих, так как для этого требовались знания сферической тригонометрии. Хойл также объяснил методы определения направлений на восход и заход Луны. И опять, несмотря на то что здесь требовались знания лишь элементарной тригонометрии, для многих это оказалось трудной задачей, как на то позже недвусмысленно намекала Жакетта Хокс (см. ниже).
Возвращаясь к проблеме Стоунхенджа, Хойл рассчитал, что наклон линии горизонта над истинной плоскостью горизонта составлял 0,6°. Он предполагал, что восходы Солнца и Луны считаются, когда полная сфера находится на линии горизонта, и принял идею Хокинса о том, что восходы Солнца и Луны происходили в момент, когда эти тела располагались касательно к горизонту. Вдобавок нужно было рассчитать негативную коррекцию в 30' для эффектов атмосферной рефракции, что оказывало значительное воздействие на момент восхода Солнца или Луны, потому что, когда Солнце или Луна уже видны, фактически они еще находятся ниже горизонта на 14' (взяв диаметр в 32' для среднего противолежащего угла Солнца или Луны). Учитывая высоту небесного тела над горизонтом в 0,6°, мы получаем превышение в 22'. Это и есть значение ђ, которое Хойл использовал в своих таблицах. Ньюхэм фактически измерил значение истинного горизонта в Стоунхендже, а предположения Хойла впоследствии потребовали коррекций Ньюхэма.
Суть тезиса Хойла сводилась к тому, насколько значимы ориентировки, определенные Хокинсом. Их уже достаточно критиковал Аткинсон. Хойл сообщил своим читателям, что он тоже с подозрением относился к статистическим аргументам, основанным на данных, содержащих элемент субъективного суждения: «Если кто-то свободно трактует сами данные, он также может интерпретировать и окончательные результаты».
Учитывая точность примерно в ± 0,3°, получаемую с помощью современных грубых методов наблюдения, Хойл размышлял, как сравнить их с таблицей ориентировок Хокинса. Чтобы продемонстрировать, как это происходит, Хойл взял таблицы ориентировок Хокинса и вставил в них рядом с азимутами, измеренными Хокинсом, соответствующие азимуты, рассчитанные с учетом различных коррекций (используя ђ = 0,5°).
При этом Хойл допускал наличие малых вариаций ђ от одного азимута к другому, поэтому следовало ожидать различий порядка ± 0,5°.
Расхождения между измеренными и рассчитанными азимутами показали, что они выходят за рамки предполагаемой ошибки в ± 0,3°. Ошибки для Стоунхенджа III (круги сарсенов и трилитов) были еще больше. В двух случаях ошибка была довольно большой и превышала 5°. Здесь ожидалось несколько более крупных ошибок, связанных с трудностями выстроения камней в точные линии, но в целом анализ Хойла, похоже, выдерживает прежнюю критику Аткинсона.
Оставив на время вопрос о несоответствиях, Хойл счел теперь необходимым поставить вопрос: что же строители старались создать? Или, скорее, что бы сделали мы сами? Попытались бы мы фиксировать линии наблюдения точно к расчетным величинам? По мнению Хойла, это зависело от мотивировки. Если мотив предполагал получение полезной информации, датирование сезонов и предсказание затмений, то было бы неразумно выстраивать ориентировки точно на экстремальные направления орбиты, ввиду явного «стояния» Луны и Солнца в экстремальных позициях (солнцестояние). Хойл свел эту проблему к попыткам оценить на глаз самую нижнюю точку довольно плоской равнины. Теперь он достиг цели, поставленной в своей ранней работе, опубликованной в Nature (см. выше): более практично сдвинуть линию наблюдения на градус или два внутрь экстремальных позиций с тем, чтобы Солнце и Луну можно было видеть до и непосредственно после экстремального азимута. Экстремальный азимут лучше всего определять на полпути между этими двумя наблюдениями.
Хойл доказал, что эти несоответствия можно объяснить, предположив, что на самом деле это был modus operandi. С его точки зрения, это убедительно продемонстрировал тот факт, что в большинстве случаев его предположение было правильным, так как «ошибка» имела тот же знак, а это нельзя объяснить эффектом простого совпадения, все равно что при двадцати трех подбрасываниях монеты выпали бы девятнадцать решек. Если сделать это наудачу, то шансы будут почти равными. Статистически шанс получить девятнадцать из двадцати трех равнялся 1 к 1000.
