Анаксагор сделал и несколько других предположений, которые, должно быть, приводили людей в ужас и изумление: они кажутся оригинальными даже сейчас, когда мы привыкли, что наука преподносит нам необычные теории и открытия. Например, он считал, что в других мирах живут разумные существа, что жизнь первоначально «упала с неба» на землю в простой форме, а потом усложнялась в ходе развития, что немейский лев – чудовище, убитое Гераклом, – «упал с Луны»12. В этих идеях научный склад ума соединился с воображением первоклассного писателя-фантаста. Может быть, именно из-за сочетания этих свойств Еврипид и Перикл любили общество своего ионийского коллеги.
Вот эту новую космологию афинская публика как раз смогла понять. Солнце, Луна и планеты всегда почитались как боги, и то, что их разжаловали в горячие камни, оказалось таким ударом по религиозным чувствам и вызовом для них, что оскорбляло общественное мнение и через полвека. То, что изменения в природе – дождь, смена времен года, молния и прочее – объяснялись чисто механическими причинами, тоже казалось преступлением против веры тем, кто привык представлять себе каждое событие как результат божественного провидения. Афиняне привыкли считать: чтобы вызвать или прекратить дождь, землетрясение, благоприятный ветер и тому подобное, необходимы обряды и жертвоприношения. Они видели, что если Анаксагор прав, то им нужно отказаться от всех их традиционных верований.
Рассуждения Анаксагора про Нус («разум», или «ум») тоже не примиряли афинян с его взглядами. Он утверждал, что существует разум, который остается «несмешанным и чистым», все видит и все знает, и это он в самом начале заставил двигаться Вселенную. Во всем есть какая-то доля этого космического ума; в частности, у человека эта доля большая. То, что разум ни с чем не смешивается, действительно предполагает что-то вроде дуализма разума и материи. С другой стороны, то, что он действует как движущая сила и описан как «распределяемый по частям» среди всего, напоминает нам, что в то время еще не проводили четкого различия между вещественным и невещественным, а без этого различия невозможно дать определение разума как чего-то бестелесного. Однако этот космический Нус явно не мог иметь человеческое тело. То в системе Анаксагора, что для нас сегодня выглядит как предвестие нового бога и новой религии, его современникам казалось просто еще одним примером атеизма. Мало кто из греческих государственных деятелей, деловых людей, домохозяек или поэтов когда-либо в своей жизни представлял себе богов иначе, чем в виде реально существующих и неумирающих существ. Они думали, что любой человек видит, как выглядят боги, когда смотрит на их статуи на Акрополе или на то, как богов изображают на сцене в трагедиях Эсхила и Еврипида.
Причина, по которой в схеме Анаксагора «один разум остается чистым», – то, что разум должен иметь возможность «знать все вещи» и при этом не становиться ими по-настоящему. Если бы ум был таким же, как все другие качества, существующие в мире, при его смешении с каждой вещью возникала бы новая смесь, и разум терял бы часть своей собственной природы при каждом ощущении и каждой встрече с чем-либо. Анаксагор заставил разум привести космос в движение потому, что видел: чтобы создать логически удовлетворительную физику, кроме материи нужна еще какая-то энергия, или, иными словами, сила. То, что разум у Анаксагора, кажется, способен перемещать качества по миру путем прямого давления на них, отражает попытку этого философа остаться в границах материализма. Его Нус еще близок к дающему жизнь дыханию или «тонкому течению», и Анаксагору, вероятно, не слишком бы понравилось современное предположение о том, что разум бестелесен.
Вопрос о том, насколько активную роль играет разум в философии Анаксагора, часто становится предметом дискуссий. Более поздние греческие мыслители считали, что он ввел в свою систему Нус только потому, что было нужно что-то, что привело бы мир в движение, а на самом деле считал Нус просто одним из материалистических механизмов. Некоторые современные ученые более серьезно относятся к утверждению «Разум знает все» и полагают, что Анаксагор предвидит развитие космического порядка. Верное толкование, должно быть, лежит где-то посередине между этими двумя.
Анаксагор интересен и важен для нас по целому ряду причин. С исторической точки зрения он разбудил умы афинян для идей, которые уже какое-то время существовали в центрах ученой мысли на границах греческого мира. В науке он осуществил переход от одной традиции к другой. Мысли Анаксагора о Нусе расширяют область интересов ученых, которые, кроме движущейся материи, наблюдаемой нами, стали включать и человека-наблюдателя. Его идеи о материи привлекали внимание позднейших мыслителей, и они оказались способны оценить изящество теории о непрерывном изменчивом течении вещей, что противодействовало элейско-пифагорейской тенденции рассматривать мир как нечто статичное13. Строгая логика и поражающее своим богатством воображение Анаксагора делают его интересной самостоятельной фигурой в истории науки и философии.
Деятельность молодого ученого, протеже Перикла, вызвала в одних кругах такое восхищение, что его поклонники организовали что-то вроде научно-исследовательского общества, а в других кругах такую критику, что его обвинили в атеизме и заставили покинуть Афины14.
В Лампсаке, куда Анаксагор переселился из Афин, его приняли хорошо и оказывали ему почет как видному гражданину. По работе Метродора из Лампсака мы можем представить себе, как Анаксагор повлиял на распространенные в народе верования. Метродор начал истолковывать общепринятую мифологию в духе натурализма и называл автором этой идеи Анаксагора. В этой интерпретации боги отождествлялись с привычными явлениями и стихиями. Например, падение Фаэтона считалось описанием падения метеорита в дневное время.
Анаксагор попросил, чтобы годовщину его смерти вместо статуи или надписи в его память сделали праздничным днем для школьников, и эта просьба была выполнена.
Возможно, причина того, что, как сейчас считают все, Анаксагора всегда недооценивали, состоит в том, что после него вплоть до Уайтхеда, нашего современника из XX века, ни один философ не пошел по тому пути, который привел Анаксагора к взгляду на мир как на процесс, а не как на материю15.
Архелай
Первый афинский ученый
Зевса больше нет: вместо него правит вихрь.
Аристофан
Архелай занимает в истории греческой мысли скорее место учителя, чем самостоятельного теоретика. Чтобы новые научные воззрения пустили корни в Афинах, привлекли внимание общества и повлияли на развитие философии, необходимо сделать нелюдимого Анаксагора и его трудные для понимания идеи более доступными для всех и совместимыми с практикой жизни. Архелай понял, что новые методы и идеи Анаксагора заслуживают того, чтобы стать действенными и давать результаты. Энтузиазм Архелая, его работа по созданию при его школе научно-исследовательского центра в полном современном значении этого слова и конкретность, которую Архелай внес в понимание Анаксагоровой космологии, принесли ему успех как популяризатору и преподавателю. Хотя мы помним Архелая в основном из-за Сократа, его лучшего ученика, который разочаровался в науке, обнаружив, что она не дает ответа на те вопросы, которые он считал самыми важными, влияние Архелая не следует недооценивать. В конце концов, некоторые из самых оригинальных и подробных работ в истории науки были выполнены в Афинах поколением, следующим за тем, к которому принадлежал Сократ; и нет сомнения, что некоторые из идей школы Архелая и часть царившего в ней энтузиазма сохранились в атмосфере афинской жизни настолько, что оказали влияние на Академию Платона и Ликей Аристотеля1.
