Дама к другу не была
Столь строга на этот раз:
Слово встретиться дала
С ним на днях, в вечерний час.
Срок желанный наступил, —
Истерзался друг тоской:
«Ох, томиться день-деньской!
Нет, видать,
Нынче вечера не ждать!»
Страсть жестоко сердце жгла,
Нестерпимая подчас.
День сиял, и ночь не шла.
Бедный друг совсем угас, —
Ждать недоставало сил!
Истерзался друг тоской:
«Ох, томиться день-деньской!
Нет, видать,
Нынче вечера не ждать!»
И любовь его могла
Всем открыться напоказ:
За слезой слеза текла
У несчастного из глаз.
Ясный день не уходил,
Истерзался друг тоской:
«Ох, томиться день-деньской!
Нет, видать,
Нынче вечера не ждать!»
Если встреча нам мила,
Ожиданье мучит нас, —
От него так тяжела
Даже и любовь подчас.
День лишь душу бередил.
Истерзался друг тоской:
«Ох, томиться день-деньской?!
Нет, видать,
Нынче вечера не ждать!»
Пора мне с песнями кончать!
Без радости и песни нет.
А радоваться мне не след, —
Чего от жизни ожидать?
В былом не помню светлых дней,
Но нынче дни еще темней.
Ничто надеждой не манит,
Лишь плакать хочется навзрыд.
Нет, песня мне и не сулит,
Что обрету отраду в ней.
Хотя по благости своей
Господь уменье мне дарит
Все в звуках мерных воссоздать:
Веселья хмель, тоски печать,
Скорбь неудач, восторг побед, —
Но поздно я рожден на свет!
На песни — чуть ли не запрет,
Презренью стали подвергать
Высокий дар стихи слагать.
Мил при дворах фиглярский бред,
Нестройный крик и гнусный вид,
А трубадур везде забыт.
Что в век разнузданных вралей
Его удела тяжелей!
Лжехристиане всё наглей, —
Ужель злодейством мир не сыт?
На них одних вина лежит,
Что в правом гневе на людей
Господь послал нам столько бед
И счастью ратному вослед
Нам час пришел — за ратью рать
Святую землю покидать.
Вдвойне нам надо трепетать:
И мавра грозного побед,
И ада — по скончанье лет
Там нашим душам пребывать.
На свете нет греха лютей,
Чем распри меж земных властей,
И дух вражды столь ядовит,
Что вскоре всех нас изъязвит.
Великий Боже, царь царей!
Свои творенья пожалей
И ниспошли безумцам стыд —
Их от греха да отвратит.
О Богоматерь! Поскорей
Сердца надеждой отогрей,
Что сын твой с высоты воззрит —
И мир любовью озарит.
Монах Монтаудонский родом был овернский дворянин из замка под названием Вик, что близ Орлака, и был отдан в монахи в аббатство Орлакское. И поручил ему аббат приорат Монтаудонский, о каковом он весьма радел. Еще в монастыре стал он стихи слагать и сирвенты на злобы дня, и рыцари, и сеньоры округи той, забрав из монастыря его, стали ему оказывать всяческие почести, все ему даря, что ему ни понравится и чего он ни попросит; он же все это нес в Монтаудонский свой приорат. Не снимая одеяния, он между тем отстроил и весьма украсил свою церковь. После того возвратился он в Орлак к аббату своему и, доложив, как он украсил Монтаудонский приорат, благословения просил поступить в распоряжение эн Альфонса, короля Арагонского, и благословил его аббат. Король же потребовал, чтобы он мясо ел, ухаживал за дамами, кансоны слагал и пел, и так он и стал делать; и назначили его в Пюи Санта-Мария главой всего двора и распорядителем соколиного приза.
