Первое завещание в комментариях не нуждается, поскольку оно имеет личностный характер. В то же время нельзя обойти одну важную деталь. Считая Мартина Бормана фактически единственным своим другом, Гитлер надеялся, что этот друг в точности исполнит его последнюю волю – сожжет тела его и Евы Браун, а пепел развеет. Но возможно и другое: Гитлер самим фактом такого обращения к Борману надеялся побудить его к благородному шагу – исполнить последнее желание фюрера.
Однако Борману было не до него. Как и другие вожди рейха, он был озабочен другими проблемами – как спасти свою жизнь, исчезнуть из Берлина и замести после себя следы. Так всегда было, есть и будет в любой преступной группе – будь то группа бандитов или группа политиков, волей случая добравшихся до власти в стране и творящих тяжелейшие преступления против своего народа.
Во втором завещании Гитлер информирует, что перед своей смертью он исключает из партии рейхсмаршала Геринга и лишает его всех прав, которые даны были ему указом от 29 апреля 1941 года. Далее он сообщает: «Исключаю из партии и лишаю всех прав бывшего рейхсфюрера СС и министра внутренних дел Генриха Гиммлера». Это решение он объясняет тем, что Геринг и Гиммлер изменяли ему, Гитлеру, и покрыли несмываемым позором Германию, что вели тайные переговоры с противником и пытались захватить власть в государстве.
В этом же завещании определялся состав правительства:
– президент – Дейниц, гросс-адмирал;
– канцлер – доктор Геббельс;
– министр партии – Борман.
Ниже шел список шестнадцати членов нового кабинета министров.
Как и любой диктатор, Гитлер считал, что самое тяжелое преступление – это измена лично ему. Не стране, не народу, а именно ему. А то, что он поставил свой народ в тяжелейшее положение, – не в счет. У нас Горбачев тоже смахивал на Гитлера в миниатюре. Конечно, от Гитлера, как от личности, он отстает на несколько порядков, а по степени предательства своего народа превзошел всех иуд, кто был до него в истории. Только Ельцин мог «сделать» больше и «капитальнее» в этой области. А вот по части преданности и у Гитлера, и у Горбачева (как и у Ельцина) эти понятия были одни: «Если мне лично предан – это правильно! Если в моих действиях, какими бы они ни были, начинаешь сомневаться или тем более выступаешь против – это преступление». А то, что выступление было против преступных действий, – не в счет.
А вы посмотрите, читатель, как Гитлер пытается снять с себя ответственность за катастрофическое поражение и падение Германии. Он говорит, что Геринг и Гиммлер вели тайные переговоры с противником и вынашивали мысль о захвате власти. Вам это ничего не напоминает?
Так вот, по второму завещанию Гитлера можно задать вопрос: а правда ли, что Геринг и Гиммлер вели переговоры с противником? Да, правда. Но в отличие от армянского анекдота, где все понимается наоборот, здесь присутствует другое: и то правда и другое правда. Правда то, что Геринг и Гиммлер, спасая свою шкуру, хотели через англо-американцев решить эту проблему за счет Гитлера. Но сам Гитлер тоже в свое время вел переговоры с противником и являлся заразительным примером для подчиненных. Это он послал 10 мая 1941 года Гесса – самого близкого своего человека – на самолете в Англию для такого рода контактов с руководством страны, с которой Германия была в состоянии войны.
В связи с этим вспоминается очерк «Сталин и начало войны» Ивана Стаднюка, помещенный в сборнике «Народ отстоял Отчизну» (с. 28), где разбирается случай с Гессом:
«Вячеслав Михайлович Молотов… заговорил:
– Когда мы со Сталиным прочитали об этом (о Гессе. – Авт.), то прямо ошалели! Это же надо! Не только сам сел за управление самолетом, но и выбросился с парашютом, когда кончился бензин. Его задержали, это было близ имения какого-то герцога… кажется, Дунгвела-Кастл, Гесс назвал себя чужим именем. Чем не подвиг разведчика?! Сталин спросил у меня, кто бы из наших членов Политбюро мог решиться на такое? Я порекомендовал Маленкова, поскольку он шефствовал от ЦК над авиацией. Смеху было!.. Сталин предложил сбросить Маленкова на парашюте к Гитлеру, пусть, мол, усовестит его не нападать на СССР! А тут как раз и Маленков зашел в кабинет. Мы так хохотали, будто умом тронулись… Да, у Гесса были замыслы героические: он надеялся уговорить своих друзей в Англии заменить Черчилля другим премьером, создать при помощи небольшой группы английских аристократов античерчиллевское правительство, которое заключит мир с Германией и Италией, а затем они все вместе пойдут войной против нас… Лорд Бивербрук многие подробности мне рассказал. И это не бредни. Германия тогда даже на какое-то время прекратила бомбардировки Лондона».
Этот эпизод, пронизанный юмором, который был характерной чертой и Сталина, и Молотова, еще раз подтверждает не только осведомленность, но и убежденность нашего руководства в решимости Гитлера на авантюру – рано или поздно напасть на Советский Союз.
Но я никак не могу отделаться от мысли, что даже этот бесноватый фюрер, будучи прагматиком-расистом, по-своему любил свой «фатерлянд». Все действия Гитлера были направлены во благо немецкой расы и в ущерб всем другим народам. Это бесчеловечно, но это так. Он не хотел навредить Германии, но просчитался. Гитлер хоть и обвинял своих соратников по партии в личной измене, в проведении переговоров с противником, но сам служил примером таких переговоров. Однако в основе всего он все-таки видел великую Германию – «тысячелетний третий рейх» и ни одного действия, направленного на развал фашистского государства, он не предпринимал.
Наконец, третье завещание – политическое. Оно было сделано Гитлером устно и записано личным секретарем – стенографисткой фрау Вернер. Перевод стенограммы с немецкого на русский сделал Ланге. Вот текст этого завещания:
«Прошло более 30 лет с тех пор, как я добровольно принял участие в Первой мировой войне, которая была навязана рейху.
За эти три десятилетия только любовь и верность своему народу руководила всеми моими мыслями, действиями и жизнью. Они давали мне силу принимать наиболее трудные решения, с которыми когда-либо приходилось сталкиваться смертному.
Неправда, что я или кто-нибудь другой в Германии хотел войны в 1939 году. Этого хотели и добивались только те международные государственные деятели, которые или были еврейского происхождения, или работали в интересах евреев.
Я делал слишком много предложений об ограничении и контроле вооружения, которые потомство не может все время игнорировать, так как ответственность за начало войны будет возложена на меня. Больше того, я никогда не желал, чтобы после ужасов Первой мировой войны началась Вторая против Англии и Америки.
Пройдут годы, столетия, но из руин наших городов и памятников поднимется ненависть против тех, кто виновен в этом, а именно – международных евреев и их помощников.
За эти три дня до начала германо-польской войны я предложил британскому послу в Берлине урегулировать германо-польский вопрос так же, как был урегулирован вопрос о Саарской области, которая была под международным контролем. Об этом предложении тоже нельзя забывать. Оно не было принято только потому, что правящие политические круги Англии хотели войны частично по коммерческим причинам, а частично потому, что они находились под влиянием пропаганды международных евреев.
