2. Иерусалимское происхождение
Некоторые исследователи свитков утверждали, что тексты, найденные в пещерах, были не библиотекой общины, жившей в этом районе, а скорее из библиотек, находившихся в Иерусалиме. В 1960 г. К. X. Ренгсторф из Мюнстерского университета первым высказал подобную гипотезу, а Норманн Голб из Чикагского университета предложил ее пересмотренную версию. Ренгсторф полагал, что свитки «были библиотекой — или частью библиотеки — храма в Иерусалиме, которая, ввиду серьезной опасности, угрожавшей ей, была спрятана в пещерах Мертвого моря — и, возможно, где-то еще…» Библиотека, считал он, включала всю иудейскую литературу, даже неортодоксальные сочинения. Согласно ему, кумранские строения были «отдаленным станционным пунктом храмовой администрации», куда служители храма отправили сокровища святилища — золото, серебро и библиотеку — во время восстания против Рима. Норман Голб, немного иным образом, также связывает свитки с Иерусалимом. Он думает, что кумранские строения были крепостью и что они не были непосредственно связаны с пещерами. Свитки, найденные в пещерах, были оставлены там не обитателями Кумрана, а людьми, которые бежали из Иерусалима с драгоценными манускриптами, с тем чтобы спрятать их от приближавшихся римлян ориентировочно в период первого иудейского восстания. Этот отдаленный район считался подходящим для размещения ценностей, как показали находки других манускриптов (см. информацию об Оригене и Тимофее в гл. 1 А; в этой местности имеются и другие археологические объекты). То, что копии Песней субботней жертвы были найдены в Кумране и Масаде, показывает, что подобные произведения не были уникальными для Кумрана, а циркулировали среди людей с различными убеждениями. Большое количество кумранских текстов делает весьма маловероятным их происхождение от какой-то одной маленькой группы; Иерусалим — единственный интеллектуальный центр, из которого могли происходить столь многочисленные тексты.
Голб выделил то, что он считает рядом аномалий в ессейской гипотезе (например, вопрос супружества/безбрачия), и преподнес свою гипотезу как более удовлетворительно объясняющую все свидетельства. Если Голб прав, тогда противоречия между манускриптами не будут вызывать проблем, поскольку тексты отражают срез иудейской литературы, а не библиотеку какой-то одной группы. Он отвергает выводы, делаемые из сообщения о ессеях в «Естественной истории» Плиния, на том основании, что Плиний, который опубликовал свой труд в 77 г. н. э., описал ессеев в настоящем времени (см. оценку, данную этому аргументу ранее в настоящей главе А.1), и отказывавшиеся от брака ессеи, которые так поразили географа, едва ли могли быть обитателями Кумрана. Таким образом, Плиний описал другое место. Голб полагает, что случайное открытие в первой партии манускриптов копии Устава общины из пещеры 1, который действительно содержит ряд ессейских догматов, чрезмерно повлияло на продвижение ессейской гипотезы, даже после того, как было найдено много других текстов, которые ей не соответствовали. Сектантскими можно назвать только небольшое количество текстов; при этом многие другие либо не содержат неортодоксальных догматов, либо не согласуются с тем, что известно о ессеях из классических источников.
Голб также подчеркивал, что в Кумране не было найдено никаких деловых документов, то есть контрактов, писем, деловых бумаг и т. д. Такая ситуация была бы весьма необычной для организованной общины, которая, предположительно, существовала в этом месте на протяжении около 200 лет (используя хронологию де Во), и резко отличалась бы от того, что мы находим в других собраниях манускриптов. Он также думает, что ни один из кумранских текстов не является автографом (или оригиналом, написанным собственноручно); все представляют собой писцовые копии более ранних прототипов, за исключением Медного свитка, сокровища которого несовместимы с тем, что он неточно называет «избегавшими богатства ессеями», и явно указывают на практику укрытия ценностей в районе Иерихона.
Голб, в ясной и решительной манере, выразил возражения (некоторые принадлежат ему, другие имеют более давнюю историю), которые время от времени высказываются против различных разновидностей ессейской гипотезы. Но его собственная теория содержит столько слабых мест, многие из которых также присутствуют в гипотезе Ренгсторфа, что она была сочтена неприемлемой другими исследователями. В некотором отношении она страдает от того, что Голб сформулировал ее, прежде чем он (и большинство ученых) получили ясное представление о том, что содержит неопубликованный материал. Теперь мы, например, знаем о ряде деловых текстов в Кумране (см. их обзор в гл. 2 С.8). Но вот откуда Голбу известно, что ни один текст из Кумрана не является автографом, — загадка. Многие ученые указывали, что большинство комментариев (ни один из которых не представлен в виде множества копий), вероятно, являются автографами. Возможно, что таковыми являются и другие манускрипты. Плохое состояние, в котором до нас дошли многие тексты, препятствует уверенности в этом вопросе, которую демонстрирует Голб. Более того, Голб недооценивает масштаб и систематичность ессейских воззрений в собрание манускриптов. Хотя он доказывает, что тексты отражают представления широкого спектра иудейских групп, существовавших в I в. н. э., неясно, кем они были или в каких именно свитках находят выражение их взгляды. Если Голб прав, тогда вызывает большое удивление то, насколько широко взгляды ессеев представлены в, по-видимому, случайном собрании текстов, а характерные взгляды других групп (таких, как предположительно доминировавшие фарисеи) выражены только в негативном свете. Как часто указывалось, наличие одного и того же сочинения в Кумране и Масаде можно объяснить предположением, что кто-то принес его из Кумрана в крепость, после того как римляне разрушили ессейское поселение в Кумране.
Подход Голба к свидетельству Плиния не убедителен. Отрывая его от Кумрана, он не может его объяснить. Должно быть, Плиний описал другое место, говорит он. Но какое другое место? Ничего не было обнаружено вдоль западного побережья Мертвого моря ни выше Эйн-Геди, ни севернее его. Голбу также не удалось представить каких-либо географических свидетельств о группе, которую мог описывать Плиний. Кроме того, он неспособен дать убедительное объяснение кумранским строениям. Кумранское поселение почти наверняка не было крепостью. Это научный вердикт почти всех археологов, которые изучали этот вопрос; Кумран был идентифицирован как крепость случайными посетителями этих мест (см. гл. 1 В. 1.b). Небезынтересно, что Игаэль Ядин, офицер израильской армии и профессиональный археолог, хорошо знавший кумранский комплекс, никогда не считал его чем-то иным, кроме общинного центра, внутри которого имелся небольшой укрепленный участок.
Если подвести итог, то теория Шиффмана не является подлинным вызовом ессейской идентификации, а гипотеза Голба неспособна адекватно объяснить согласующийся характер кумранского корпуса текстов, утверждение Плиния или кумранские строения. Если назвать обитателей Кумрана саддукеями, это может ввести в заблуждение, и нет адекватной причины отделять свитки от людей, живших на территории комплекса, или считать, что тексты являются срезом иудейского литературы того времени. Еще одна теория, кажущаяся более надежной, постулирует, что люди, связанные с кумранскими свитками, не принадлежали ни к одной из иудейских групп, описанных в древних источниках. Шемарьяху Талмон из Еврейского университета в Иерусалиме доказывал, что эта община обновленного завета, как он называет ее, была «своего рода социально-религиозным феноменом иудаизма в период расцвета второго храма». Ее члены рассматривали себя как единственное воплощение людей завета из писания и считали, что они по-прежнему живут в эпоху пророческого вдохновения. Талмон полагает, что люди из Кумрана были мужской группой, но что эти мужчины находились там лишь временно и не были постоянными обитателями этого места. Его предположение относительно их самопонимания может быть вполне верным, но трудно отстраниться от цепочки параллелей, связывающей людей из Кумрана с ессеями.
