Система образования пробудила дух самопожертвования ради страны. Университетский студент начинал учебу с решимостью солдата победить или погибнуть. Аскетизм стал основным принципом студенческой жизни, и дело доходило до того, что это самоограничение угрожало здоровью, пока правительство не ввело систему гимнастических и рекреативных упражнений. До 1880 г. Япония тратила денег на начальное образование в два раза больше, чем на военно-морской флот, добровольные вклады составляли пятую часть финансирования. Император поддерживал студентов за счет собственных средств, а провинциальные префектуры содержали общежития для студентов своего региона. Преподаватели колледжей тратили большую часть своего жалованья на помощь нуждающимся студентам.
[225]
Самурайское и конфуцианское образование сформировало национальный характер. В 1870-х гг. оно было заменено «практическим» образованием, которое давало обществу полезные знания и было несовместимо с «декоративностью». Основным выразителем этой прагматичной философии был Фукудзава Юкити, христианский энциклопедист, основатель университета Кэйо, который, вероятно, первым в ту эпоху повлиял на интеллектуальное развитие современников. Внимательно наблюдавший за жизнью европейского и американского общества, Фукудзава опубликовал написанную простым языком классику «Положение в западных странах», небольшую книгу, которая стала популярной почти в каждой образованной семье.
Тенденция к практицизму утвердилась в технических учебных заведениях, которые создавались десятками, представляя почти все типы образования, известные за рубежом. Однако в университетской среде проявилась тенденция к более полному изучению философии, возрождению синтоистского учения и практике кэндо, или древнему искусству фехтования. Министерство образования приняло концепцию, полностью отличавшуюся от американской, согласно которой «образование существует не ради учащегося, а ради нации». Она изложена менее сжато в Императорском рескрипте об образовании 1890 г.:
«Знайте, Наши подданные.
Наши имперские предки основали нашу империю на широкой и постоянной основе и глубоко и прочно внедрили добродетель; Наши подданные навсегда объединились в порыве верности, и сыновняя и дочерняя благодарность от поколения к поколению демонстрировала ее красоту. Это — триумф фундаментального характера Нашей империи, и в этом лежит источник Нашего образования. Вы, Наши подданные, будьте почтительными к своим родителям и любящими по отношению к вашим братьям и сестрам. Как мужья и жены будьте согласными и как друзья — верными. Содержите себя в скромности и умеренности, распространяйте свою благожелательность на все. Стремитесь к знаниям и культивируйте искусства и таким образом развивайте интеллектуальные способности и моральные качества. Кроме того, обогащайте общее благо и поддерживайте общие интересы. Всегда уважайте Конституцию и подчиняйтесь законам. В случае возникновения угрозы отважно жертвуйте собой ради государства. Таким образом охраняйте и поддерживайте процветание нашего императорского трона, возникшего одновременно с небом и землей. Не только будьте Нашими добродетельными и преданными подданными, но и продемонстрируйте лучшие традиции Наших предков.
Путь, обозначенный здесь, — это учение, завещанное Нашими Имперскими Предками, которое следует соблюдать точно так же их потомкам и подданным, непогрешимое на все века и всё истинное. Мы желаем принять его близко к сердцу с глубоким почтением, совместно с вами, Нашими подданными, чтобы мы все таким образом обрели одну и ту же добродетель».
В этом документе, хранимом в специальном павильоне в каждой школе и часто читаемом всем школьникам в течение 55 лет, упоминается образование, но лишь однажды и косвенно. В нем содержатся четкие ссылки на конфуцианские учения о гармонии и благожелательности и на «пять связей». Почти полностью нравоучительный по тону рескрипт восстановил превосходство религии, основанной на обожествлении императорской династии, перед любым видом полезного знания. Однако не поощрялись свободные и открытые вопросы, прошло немного времени, и профессора Тэйдай могли уже уволить за утверждение о том, что синтоизм произошел от древнего поклонения солнцу.
УВЛЕЧЕНИЕ ЗАПАДОМ И МИМОЛЕТНЫЕ ФАНТАЗИИ
В период Токугава выходили широкоформатные информационные выпуски, но первая регулярная газета «Йокохама Майнити» стала выходить в эпоху Мэйдзи. За десять лет появились 192 газеты и журнала, и в 1897 г. были опубликованы 800 различных периодических изданий тиражом 463 миллиона экземпляров, или 60 экземпляров на каждую семью. Интеллектуалы, даже некоторые пэры одно время заигрывали с либеральной прессой, но та, как правило, запрещалась именем «воли императора». Некоторые газеты нанимали специального редактора, чтобы он отбывал тюремный срок, но со временем цензура была отменена, за исключением случаев с оскорблением монарха. Фактически не существовало защиты от клеветы в газетах, и шантаж и ложь в прессе стали обыденным явлением. Однако пресса имела лишь ограниченное влияние на массовое сознание, потому что в ней использовалась архаичная лексика ученых и императорского двора.
Японское искусство страдало от конкуренции со стороны дешевой западной хромолитографии, и изготовители гравюр на дереве голодали или обращались к гротескным эстампам в стиле «рыжеволосых» чужеземцев.
[226] Появилась масса переводов художественной литературы, любимые книги, такие как «Робинзон Крузо», выдержали много изданий. Английская классика вошла почти во все школьные и университетские учебные планы.
[227] Стали широко известны русские работы революционного характера, и авторы местной, японской беллетристики создали колорит «высокой серьезности»: любовники шепотом говорили о теориях Герберта Спенсера или Джона Стюарта Милля. Их рано сформировавшееся ощущение рока контрастировало с бессодержательным сибаритством «плавающего мира».
С четвертого года Реставрации двор перенял западную манеру одеваться, и приемы при дворе императора обрели великолепие благодаря мундирам, обшитым галунами, шляпам с перьями, орденским лентам и блесткам. Люди, гонявшиеся за модой, полностью обслуживались, если это было возможно, иностранными портными. Брюки или сюртук по отдельности могли надеваться поверх японской одежды.
Однако в частной жизни они предпочитали удобные национальные кимоно и хаори. В комнатах западного типа при домах высших классов общества были ковры, украшенные цветочными узорами, и неуклюжие кресла и столы, которые редко использовались, за исключением официальных встреч.
[228] На время хлеб, кислый и плохо пропеченный, заменил рис в токийских кафе, и в меню появлялись запрещенные конфуцианскими предписаниями молочные продукты, такие как сливки, молоко и сыр. Но все это оказалось кратковременным увлечением.
[229]
