У отдела «Пи» возражений нет.
В пакете сиротливо лежит только одна бумажка. Сто пятьдесят десятизначных цифр столбиком. Внизу приписка: — «Уничтожить после прочтения».
— Это все? — недоверчивая Баобабова роется в пакете, но ничего не находит. После безрезультатных поисков бегло просматривает содержимое записки и запихивает бумажку в рот.
— Это от дверей, — догадываюсь я, подходя к стальному входу в бункер. На дверях обычный кодовый замок. — Диктуй.
Баобабова, тщательно проговаривая слова, на память воспроизводит код. Спустя полчаса внутри двери щелкает, тяжелая стальная переборка отъезжает в сторону, обнажая еще одну дверь. На этот раз всего одна кнопка. Мария, не согласовывая своих действий, жмет. Земля под ногами вздрагивает.
— Лифт? — можно подумать Баобабова ожидала увидеть что-то другое.
Это действительно лифт. Вместительность ограничена Втискиваемся внутрь с трудом. Но неудобств не испытываем. Не с чужими людьми едем.
— Вниз? — почему-то интересуется Баобабова. Похоже, она немного растеряна. И это неудивительно. Сегодня на наши головы свалилось много необычного и пока необъяснимого. Начиная от футбольных полей и заканчивая тесным лифтом с единственной кнопкой.
Пока кабинка ползет вниз, тщательно обдумываю наше положение.
Ждать помощи неоткуда. Да и пока нет ясности, нужна ли нам помощь. Если не обращать внимания на некоторые странности обдуманные несколькими секундами ранее, нам ничто и никто не угрожает. Что здесь могло случиться? Пока я этого не знаю. Но дело явно не в технике. Лифт работает, колючая проволока под напряжением. Значит и связь должна работать исправно. А вот то, куда подевались охранники, странно. Можно допустить, что все они разом отправились на обед. Или отдыхать, оставив самовольно пост. В такой глуши мало найдется желающих проникнуть в зону. Зачем охранять то, что не нуждается в охране? Но куда тогда запихать пропавших десантников? Сложили парашюты, составили ботинки и разбежались? Не отправив командованию прощальной весточки — прощайте ребята, мы все в отставке? Какие глупости.
— Что-то долго едем, — кряхтит Мария. Изгибается всем телом, но умудряется достать из косметички глубомер. Плоскую бляшку со стрелкой. — Подбираемся к трехсотметровой отметке. Закопались, как кроты.
— Секретное предприятие, — поддерживаю разговор из не слишком удобного полусогнутого положения. — Не от хорошей жизни в глубину ушли. Как думаешь, над чем здесь работали?
— Новое оружие. Современные технологии. Мало ли что ученым в голову взбредет. Но стоило ли а такую глушь забираться?
Лифт дергается в последний раз, замирает на секунду, раздвигает дверцы, и мы вываливаемся в темное помещение. Это немного непонятно. Если все работает, то почему нет света? Или хотя бы дежурного освещения.
— Маш, посвети фонарем. Нужно найти переключатель. Без света нам здесь не разобраться.
Проворный тонкий луч скользит по стенам, выхватывая круглые куски. Белые, из пластика, панели до потолка. Пол покрыт плиткой. На потолке белые прямоугольники светильников.
— Вот он! — луч натыкается на железную коробку с длинной рукояткой. Надпись «рубильник» подтверждает истину, что все необходимое всегда находится рядом.
Машка дергает ручку до упора вниз. Над головой вспыхивает свет. Баобабова, вскрикнув, резко отдергивает руку.
— Черт! — ругается она, и в ее голосе я слышу боль и отчаяние. Непривычные нотки для прапорщика. — Что это за гадость?
На ее руке болтается белая липкая масса. Тонкими усиками тянется она от рубильника к Баобабовой. Кажется, еще немного и белая масса полностью поглотит прапорщика Баобабову.
— Жвачка, — на это дело у меня профессиональный нюх. — Земляничная. Смотреть нужно, прежде чем лапать, что не просят. Мы на опасном задании, а не на прогулке в зоосаде.
Баобабова, ругаясь, счищает жвачку. Терпеливо жду, поглядывая по сторонам.
Широкий, не в пример асфальтовой дорожке, коридор. Ничего примечательного. Одна дверь в десяти метрах от нас. Ни табличек, ни надписей, ни плана эвакуации. Только жвачка прилепленная неизвестным на рубильник напоминает о том, что здесь когда-то жили люди. Но, почему жили? Может, зря я раньше времени хороню персонал зоны. Включая связистов и десантников.
— Все, — Машка демонстрирует руку. Жвачка тщательно собрана и оставлена в бумажном кулечке для последующего анализа и определения личности хулигана.
Дверь в коридор открывается на удивление туго. Баобабовой приходится несколько раз прыгать на полотно, прежде чем удается протиснуться в щель.
— Ну, что там? — из-за бронежилета Баобабова остается внутри, впервые в жизни добровольно пропустив меня вперед.
— Кто-то возвел здесь настоящую баррикаду, — кричу я, растаскивая сваленные в кучу стулья, столы, шкафы и тумбочки. — Дай мне две минуты.
Растаскивая завал удивляюсь тому, как аккуратно, можно даже сказать, профессионально, уложены в баррикаду вещи. Не свалены в кучу, а именно уложены. Ножка к ножке, стенка к стенке. Если бы не чудовищная сила прапорщика Баобабовой, мне одному вовек не взломать тщательно забаррикадированную дверь. Остается только вопрос — для кого или для чего предназначено это сооружение? Достаточно было испортить кодовый замок. Взорвать лифт. В конце концов, можно было просто закрыть двери на ключ.
Перед тем, как уйти в глубину коридоров, решаем устроить короткий привал. Даже сотрудникам отдела «Пи» нужно иногда кушать.
Опытным поджиганием определяем, что лучше всего для костра подходят дубовые столы. Баобабова, не подумав, предлагает соорудить хороший пионерский костер, но я не согласен. Не хватало только пожара.
— Пока не найдет аварийного выхода, никаких пионерских зорек.
Поджариваем на скромном костерке краковскую колбаску. Баобабова из косметички вынимает половинку буханки и по честному делится со мной. Несказанно удивлен. По зоне разлетается живой дух. Запиваем все кофе. Несладким, но крепким. Остатки Мария сливает в термос и прячет в косметичке. На мой вопрос об объеме сумочки, Мария снисходительно улыбается. У женщин, как и у поваров, свои секреты. И не все положено знать молодым лейтенантам.
Пару часов дремлем у потрескивающих углей. На короткие мгновения ко мне приходит забытье. Вижу неясные образы грозящих пальцами полковников. Вижу капитана Угробова, плачущего перед нашими с Машкой портретами. Последним появляется прозрачный дух Садовника. Мне кажется, что я вижу его лицо, скрытое в тени. Пытаюсь подбежать ближе, но уже нет Садовника, только кучка белых лепестков от ромашек горят пионерским костром. А рядом Баобабова кружится в танце, и на ее бритой голове блестят искры костра.
Дергаюсь, просыпаюсь. Во рту вкус отвара из ромашек. Горький, напоминающий о раннем деревенском утре.
Баобабова медитирует. Расселась в позе «лотоса» на столе. Качается по сторонам, тихо мычит. Собирает небесную энергию. Что с ней делать в таком огромном количестве?
