К восходу солнца 6 сентября Горн успел подвести войска к склону холма. Он планировал пустить вперед пехоту, а когда она завяжет бои с первыми линиями имперцев, бросить в атаку кавалерию с фланга. Горн решил подняться на вершину, чтобы осмотреться. Один из его полковников, неверно оценив намерения командующего, дал кавалеристам приказ начинать штурм. План Горна сорвался. Конница немного потеснила имперцев, но шведской пехоте пришлось наступать без поддержки кавалерии и под сильным пушечным огнем противника. Однако натиск был настолько мощным и организованным, что имперцы, еще не забывшие Лютцен, стали отходить, бросая свои батареи. Два инцидента серьезно помешали шведам добиться полного успеха. Две бригады шведской пехоты, занимая позиции, сцепились, приняв друг друга за врага. И в разгар наступления посреди войск внезапно взорвался склад пороха, оставленный имперцами.
У кузенов на противоположной стороне поля битвы все складывалось намного удачнее. Как только начался штурм, они взошли на небольшой открытый бугор, откуда могли наблюдать за ходом сражения. Они видели и то, как противник взял холм, и то, как во вражеском войске возникло смятение. Кардинал-инфант сразу же послал испанцев, пеших и конных, чтобы остановить бегство немцев и отбить холм. Горн уже ничего не мог сделать для своей кавалерии, сражавшейся среди беглецов на дальнем правом фланге. Натиск испанцев смял его дезорганизованную пехоту, и в течение часа он потерял вершину холма.
Пехота отошла на прежние позиции. Увидев в просветы между деревьями, как покидают поле боя отдельные кавалеристы Бернхарда, пехотинцы уже запаниковали по-настоящему, и Горн с трудом удерживал их от бегства. Бернхард же действительно вел тяжелый бой на равнине, пушечным огнем не позволяя противнику послать подкрепления против Горна.
До середины дня Горн не прекращал попыток овладеть своим склоном холма, подвергаясь постоянным орудийным ударам кузенов. Он снова собрал кавалерию, бросал поочередно то конницу, то пехоту на позиции испанцев, но безуспешно. Испанские пехотинцы в изощренности не уступали шведам. Когда противник, стреляя, надвигался, они становились на колено, и пули летели над их головами. Пока шведы перезаряжали ружья, они поднимались и делали залп по наступавшим шеренгам. Испанцы похвалялись, что ни разу не промахнулись.
Снова и снова шведы откатывались назад, оставляя за собой убитых. Снова и снова они смыкали ряды и шли вперед. Испанцы насчитали пятнадцать атак. Каждая неудача лишь разжигала желание Горна добиться успеха. Столько солдат уже полегло. Казалось, еще один рывок, и враг будет сломлен. В битве всегда наступает момент, когда кажется, что вот-вот произойдет перелом. И противники бились уже семь часов, окутанные густым, слепящим дымом пушечных залпов.
Все это время Бернхард также безуспешно пытался прорвать линии имперцев перед городом. Венгерский король и кардинал-инфант, отдавая команды с эскарпа, едва успевали закрывать бреши, усиливать слабые участки и обеспечивать неумолкающие орудия боеприпасами. Когда капитан, стоявший между ними, упал, сраженный пулей, их попросили уйти с открытого бугра, но они отказались
[1088]. Битва при Нёрдлингене была бы выиграна, наверно, и без их не очень профессионального руководства — за счет численного превосходства, надежности офицеров и высокой подготовленности и дисциплины испанских войск. Однако своим мужеством они заслужили уважение не только своих солдат, но и всей Европы.
В полдень Горн понял, что его люди больше не выдержат, и отправил к Бернхарду посыльного с сообщением о том, что он отходит через долину за его линиями к дальнему кряжу, где остановится на ночь. Швед просил Бернхарда прикрыть его отход.
Имперцы только и ждали этого момента. Вместе с испанцами они хлынули на уставшие войска Бернхарда, ружейные залпы слились с победными воплями «Viva Espana!»
[1089]. Бернхард пытался воодушевить своих людей, мчался от одной батареи к другой, обрушивался с ругательствами на измученных пушкарей, обещая послать их ко всем чертям, если они бросят орудия
[1090]. Но все было напрасно. В панике его люди бежали, смяв отряды Горна, шедшие в это время по долине. Загнанные лошади падали под своими всадниками. Упал и скакун Бернхарда. Один из его драгун дал ему своего коня, на котором герцог и умчался неизвестно куда. О том, как закончилась битва, король Венгрии рассказывал ночью в своей ставке: «Враг разбежался во все стороны, его и след простыл. Горна взяли, Веймар — никто не знает, жив он или мертв»
[1091].
Победители насчитали, что враг потерял семнадцать тысяч человек убитыми и четыре тысячи
[1092] — пленными; почти все пленные, и офицеры и солдаты, поступили на службу к императору. Ту ночь кардинал-инфант провел на небольшой ферме, отдав самый просторный дом, который для него нашли, раненым
[1093]. Позднее он послал в Испанию пятьдесят захваченных штандартов и икону Пресвятой Девы Марии: ее образ с выколотыми глазами обнаружили среди шведских трофеев
[1094].
Через несколько дней о победе узнал и император. Когда он вернулся с охоты в Эберсдорфе под Веной, его уже ждали с этим счастливым известием жена и курьер, только что прискакавший из Нёрдлингена. Фердинанда переполнили чувства гордости за сына и радость правоверного католика, отстоявшего свою церковь и династию от посягательств врага
[1095]. Все, что было потеряно под Лютценом, он вернул в битве при Нёрдлингене. Враг, разбивший Тилли и войска Католической лиги, пал с Божьей помощью от мечей Фердинанда Венгерского и Фердинанда Испанского.
6
Казалось, поборники протестантской веры и германских свобод потерпели окончательное поражение, и шведы — тоже. Никогда больше Оксеншерна не сможет так вольно обходиться с Германией. Через два дня после катастрофы Бернхард сообщил о ней Оксеншерне из Гёппингена в Вюртемберге, уже находясь за сорок миль от Нёрдлингена. Даже 9 сентября он ничего не знал том, что случилось с Горном, жив он или нет, в плену или на свободе, куда ушла шведская армия
[1096]. Он рассылал депеши во все гарнизоны во Франконии и Вюртемберге, приказывая им эвакуироваться, с тем чтобы набрать свежие войска и двинуться на запад, как можно дальше на запад. Теперь он ставил целью защищать Рейн, а десять месяцев назад брал Регенсбург, удерживал Ворниц и Лех. Все это означало бегство за сто пятьдесят миль от первоначальных позиций, переход в оборону, полный отрыв от саксонцев Арнима и шведских войск Банера в Силезии. Это означало также и то, что Бернхард бросал и герцогство Франконию, давшее ему титул. Однако и сейчас Бернхард не мог быть уверен в том, что ему удастся удержать Рейн
[1097].
