Однако неумолимый рок уготовил для него другой финал. «Преждевременно нагрянувшая смерть остановила победную поступь на середине пути и поставила пределы его амбициям»
[1211]. Так гласит на латыни хроника той эпохи. Менее чем через неделю Бернхард из опасного соперника превратился в оплакиваемого героя, и весь королевский двор был принужден облачиться во все черное
[1212].
Последние месяцы его мучила лихорадка
[1213], а в середине июля болезнь окончательно завладела им и его жизнь оборвалась в считанные дни. Для Ришелье его смерть была очень кстати, и многие заподозрили кардинала в том, что он приказал отравить Бернхарда
[1214]. Однако в этой легенде нет ни грана правды. Смерть молодого организма от истощения и болезни, существовавшего на пределе своих возможностей, столь же вероятна, как и гибель солдата во время сражения. Ришелье повезло с кончиной Бернхарда, также как и с гибелью Густава Адольфа.
Бернхард и сам предчувствовал приближение смертельного исхода, требовал от лекарей стимуляторы и успел составить завещание
[1215]. Можно подумать, что в своей последней воле он подтверждает репутацию патриота. Он завещал Эльзас старшему брату, хотя и должен был понимать, что у Вильгельма Веймарского нет ни сил, ни желания идти против французского короля. Бернхард поручил свою армию второму командующему, Эрлаху, господину из Швейцарии, которому всецело доверял, а лучшего коня подарил Гебриану в качестве компенсации за напрасные дипломатические старания
[1216]. Перед смертью Бернхард мог бы раскрыть свои истинные намерения и предпринять какие-то последние действия по реализации замыслов. Однако завещание, что бы ни утверждали его апологеты, такое же туманное, как и вся его политическая программа. Оно ничего не доказывает, кроме того, что Бернхард считал Ришелье единственным человеком, способным отстоять интересы протестантов, а у него самого в Германии не было партии, которой он мог бы передать и Эльзас и армию.
Он умер достойно, с чистой совестью, человеком добродетельным и практически безгрешным. Что касается долга перед нацией, то, думается, разорение Рейнланда, разрушение Ландсхута или разгром Баварии беспокоили Бернхарда так же мало, как покойного императора Фердинанда — перспектива полного уничтожения империи. Какими бы ни были его амбиции, вряд ли можно сомневаться в том, что он всегда оставался правоверным протестантом в такой же мере, в какой считал себя католиком Фердинанд. «Господи Иисусе, Тебе я вверяю свою душу», — прошептал он, уходя из жизни. Ему было всего-навсего тридцать пять лет.
Бернхарда не в чем ни укорять, ни обелять. Смерть подвела черту под всеми его деяниями, и если он совершил какое-то зло, то она вынесла и свой приговор — «не доказано».
6
То, как мало сделал Бернхард во благо германских национальных интересов, подтвердили события, происходившие после его смерти. Реальными властителями в Эльзасе и Брайзахе были солдаты Бернхарда, а их властителем был Эр-лах. Подружиться с Эрлахом означало получить в свое распоряжение Верхний Рейн. Из всех германских правителей только один попытался завязать с ним дружбу.
Двадцатитрехлетний пфальцский курфюрст Карл Людвиг, трезвомыслящий, эгоистичный, хотя и совестливый молодой человек, с ранних лет научился заботиться о себе сам. Он был в какой-то мере мизантропом, и дома его даже называли Тимоном, но в тот период его человеконенавистничество перемешалось с безрассудным оптимизмом юности. В октябре его армия, которую он набрал на деньги Англии, была разгромлена при Флото, его младший брат оказался в плену, а сам он едва избежал гибели. Неудача его не обескуражила, и Карл Людвиг нацелился на то, чтобы завладеть армией Бернхарда и, соответственно, Верхним Рейном.
Играя на чувствах протестантов, осуждая ошибки отца, пользуясь своим германским происхождением и обещая субсидии якобы очень богатого дяди, короля Великобритании, Карл Людвиг занял в армии Бернхарда такое положение, которое не могло не встревожить Ришелье. Он действительно имел все шансы заменить германского князя, но его подвела обыкновенная детская шалость. Карл решил добираться в войска через территорию Франции. Ришелье изловил его в Мулене и отправил в заточение в Венсенн
[1217], где курфюрст и томился до тех пор, пока Эрлах не продал армию Людовику XIII.
После ухода из жизни Бернхарда возвели в ранг героя. Эрлаха, поставившего армию на службу Ришелье и отдавшего французам Эльзас и Брайзах, немцы должны были считать предателем. Но Бернхардбыл всего лишь амбициозным лидером наемников, и в этом отношении Эрлах ничем от него не отличался. Он обязан был найти нового работодателя для своих людей, чтобы их и кормить, и платить им. Винить надо было не Эрлаха, а германских князей, ничего ему не предложивших. Он, как верный пес, нуждался в хозяине, и Ришелье подобрал его
[1218].
9 октября 1639 года войска по контракту поступили на службу королю Франции, и их называли либо «веймарскими», либо «бернхардскими». Они были на содержании французского правительства и подчинялись французскому главнокомандующему на Рейне. Они имели статус самостоятельного контингента и своего генерала, наделенного правом назначать офицеров, и они должны были удерживать для французской короны важнейшие крепости, в частности Брайзах. Эрлах оправдывался перед курфюрстом Пфальцским: «Невозможно стало содержать армию, натерпевшуюся столько лишений. Наступающая зима могла ее окончательно погубить»
[1219].
Договор с французами, подписанный после смерти Бернхарда, означал, что германские патриоты отказались даже от символического участия в планировании и руководстве военными действиями своих союзников. Правители Гессен-Кассельские продолжали претендовать на независимость и считать себя равноправными союзниками и Ришелье и Оксеншерны, но у них не было ни военных, ни территориальных возможностей для проведения самостоятельного курса и влияния на ход войны. Какими бы ни были истинные намерения Бернхарда, он как германский командующий по крайней мере заставлял считаться со своим мнением и Ришелье и Оксеншерну. После его смерти и перехода его армии под иностранный контроль война трансформировалась в битву королей Франции и Испании на германской земле.
