Конфликт между императором и германскими сословиями, ослабление позиций Франции и вмешательство Испании затягивали открытие конгресса. Но внезапный разрыв отношений между Швецией и Данией мог вообще сорвать его проведение. Еще с 1629 года, со времени выхода из войны, Кристиан Датский не уставал предлагать свои услуги в качестве «посредника» в переговорах между враждующими сторонами, а в 1640 году его делегатам удалось утвердиться в роли «беспристрастной стороны» на обсуждениях в Гамбурге. Но шведы абсолютно не верили в его «беспристрастность»: он имел прямое отношение к отречению королевы-матери, правда, при ее согласии, и это обстоятельство могло привести к серьезным внутренним раздорам в Швеции. Кристиан подписал торговый договор с Испанией. Он женил сына на дочери курфюрста Саксонского, союзника императора. Весной 1643 года датский монарх блокировал Гамбург, а повысив зундские пошлины, желая пополнить дефицитный бюджет, нанес ущерб шведской торговле и нажил врагов по всей Балтике.
И именно тогда, когда у Кристиана не осталось на севере ни одного доброжелателя, Оксеншерна в сентябре 1643 года отправил Торстенссону указания напасть на датские домены. Приняв меры по усилению оборонительных позиций с прицелом на борьбу за Богемию и Моравию, маршал повел большую часть армии на северо-восток и в декабре вторгся в Гольштейн, а к концу января 1644 года оккупировал Ютландию. Только после этого шведское правительство соизволило выпустить манифест, разъясняющий мотивы действий своего маршала. Никакого объявления войны, естественно, не было.
Какие бы причины ни приводили шведы в свое оправдание, на них обрушился поток гневных и справедливых обвинений в агрессии. В Гааге единодушно выступили в поддержку незлобивых датчан. Мазарини тоже запротестовал, хотя его недовольство вызывалось опасениями по поводу несвоевременного возрождения военного могущества шведов, которое могло сделать из них менее послушных союзников. Кардинал вскоре принял сакраментальное решение прекратить отправку субсидий до тех пор, пока Торстенссон не выведет войска из Ютландии
[1361].
В это время датские делегаты, обосновавшиеся в Мюнстере и Оснабрюке, засыпали шведских послов требованиями дать разъяснения действиям Торстенссона. Не получив удовлетворительного ответа, они покинули конференцию. Тем не менее их демарш не произвел никакого эффекта. Остальные делегаты настроились на то, чтобы продолжить конгресс, невзирая на возникающие проблемы
[1362].
Весной 1644 года грозовые тучи вновь собрались над конгрессом. Император решил помочь датчанам и бросил все оставшиеся ресурсы на оснащение армии. Имперцы должны были атаковать Торстенссона с тыла и заставить его капитулировать. Замысел был здравый, но исполнялся он неуклюже и нелепо. Галлас, теперь редко бывавший трезвым, беспрепятственно дошел почти до Киля, а Торстенссон, поручив Врангелю завершать войну в Ютландии, проскользнул мимо имперских аванпостов и направился прямиком в земли Габсбургов, оставшиеся без зашиты. Галлас поплелся за ним, но был остановлен и разбит под Ашерслебеном. С уцелевшими отрядами он каким-то образом добрался до Богемии
[1363]. На этот раз не было рядом эрцгерцога Леопольда, который мог бы сказать, что Галлас был отличным командующим, но ему не повезло с офицерами. От его армии сохранилась треть, некоторые считали, что всего лишь десятая часть, и Галласа теперь презрительно называли «der Heerverderber», «злым духом войск». Не выдержав позора, он ушел в отставку.
Датская война выдыхалась. Сам король возглавил флот в сражении у Кольберга и не позволил шведам напасть на Копенгаген с моря, но, после того как Галлас потерпел сокрушительное поражение, стало ясно, что Кристиан не сможет продолжать войну на суше.
Тем временем в Швеции восемнадцатилетняя королева Кристина 18 сентября 1644 года наконец взяла правление страной в свои руки. Это обстоятельство скоро окажет влияние и на конгресс, и на датскую войну: несмотря на возраст, ее нельзя было ни обольстить, ни обмануть, и она отличалась острым умом и непокладистостью юности. Она переняла характер отца, но, обладая здравомыслием и смелостью, могла легко отказаться от сентиментального следования его политике. Своей высшей целью королева Кристина поставила достижение мира, а не территориальные приобретения.
Со сменой власти в Стокгольме сразу замолчали поборники войны и заговорили сторонники мирного урегулирования
[1364]. С этого момента датская война фактически прекратилась, и подписание мира, состоявшееся позднее в Бремсебро, было предрешено, когда в ноябре 1644 года шведское правительство согласилось на посредничество Бранденбурга
[1365].
Главные препятствия в основном были преодолены, дальнейшее затягивание конгресса стало невозможным, и он открылся 4 декабря 1644 года. Прошло полтора года с того времени, когда император санкционировал переговоры со Швецией и Францией, и тридцать два месяца с того дня, когда в Гамбурге делегаты впервые определили дату его проведения. Все это время и еще три года и десять месяцев в Германии продолжалась война.
2
В империи никогда не существовало средств коллективного выражения общественных настроений и каналов для передачи мнений сторонников мира. Призывы к миру властей — не обязательно князей, но и любых организованных формирований — обычно носили общий характер, а когда дело доходило до практических действий, то они никак не могли остановиться: продолжали сражаться в надежде получить еще какие-то выгоды и преимущества или добиться гарантий более длительного и прочного мира. Так происходило и во время конгресса в Вестфалии. Не только курфюрст Бранденбургский, ландграфиня Гессен-Кассельская, курфюрст Пфальцский и с десяток других деятелей тянули резину, желая заработать дивиденды. Такие забытые всеми люди, как богемские протестантские изгнанники, даже после подписания мира все еще настаивали на том, чтобы его не ратифицировали до тех пор, пока они не будут реабилитированы.
В Германии с самого начала присутствовало стремление к миру. Оно исходило прежде всего оттого класса, который не имел никаких реальных возможностей выразить свои обиды. Война нещадно эксплуатировала этот класс, забирая у него людей, еду и деньги, а он не мог ни предотвратить ее, ни управлять ею, ни остановить. Крестьянство могло привлечь внимание к своим страданиям только одним способом — восстанием. Однако восстания заканчивались, без вариантов, поражением и казнью его вожаков, но войнам они не препятствовали. Очень часто мятежники тешили себя иллюзорными надеждами на то, что им повезет больше, чем другим, и сражались они только ради того, чтобы продемонстрировать свое возмущение, поскольку у них не было иных средств сделать это.
